Отец уехал, устало погрозив кулаком, мол, поговорим еще, дай срок, и разговор приятным не будет. Елисей переоделся в туалете отеля, упаковал костюм и остался поджидать Изю у входа ресторана. И не только Изю. Она ведь клюнула. Выйдет.
Мимо прошли дозорные с трупом уршурника в посеребренном мешке. Кивнули, поздоровались, переглянулись украдкой. Один подошел. Еся откровенно раскрыл старшине дежурной дюжины, химеру Толли Сагусу, подробности своего хулиганского поступка: и где дохляка брал, и как потом его нечаянно укокошил. Сказал, что на отца разозлился. И не солгал почти. Сагус посмеялся в усы, выписал штраф и неожиданно сказал:
Хороший удар. В Дозор вернуться не думал?
Вот так просто? поинтересовался Еся.
Не просто, курсы выживания и боя заново пройдешь. Честно скажу: мы всем сейчас рады, небрезгливым, неробким, у кого магия в крови течет. Тяжко нам в последнее время приходится, нежить, видно, решила на измор взять. Да еще появились в городе воры-медвежатники, охотники на артефакты. И их тоже на нас повесили. Не слышал? У твоих друзей, Толли сделал едва заметную паузу, ничего не пропадало?
Да нет вроде.
Ну и ладно. А то я подумал, у вашего брата этого добра много, верно ведь?
Много, согласился Еся.
Его приятели, ведьмаки из богатых семей, артефакты действительно любили. На свете много полезных магических вещей, с которыми мир становится намного интереснее. Например, волшебные штучки, испускающие транс-магию, от которой кайф побольше, чем от обычной дури.
Надумаешь ко мне обращайся, сказал старшина. Я к себе в Дозор возьму. Но только если уж наверняка, не как в тот раз.
Да, я понимаю.
Сагус ушел, а Елисей почему-то с волнением глядел дозорным вслед. Заметил движение у дверей ресторана и посмотрел туда. К нему шла Марья Моранова. Улыбалась. С такими фигурой и лицом могла бы женить на себе кого покруче. Вон Арман Ганье, дракон из Двенадцати Родов, племянник мэра, холостяк до сих пор, красавец, с обложек светских журналов не слезает. За что такая честь Есе-ведьмаку?
Почему мне кажется, что все это было не по-настоящему? вкрадчиво спросила Марья Моревна.
И голос хорош. Обволакивает, расслабляет отупляет. И запах Елисей его помнит. «Белый сон», духи по триста шеленгов за унцию.
Еся промолчал, не видя смысла в ответе. Не дождавшись его реакции, девушка подошла ближе.
Эй, весело сказала она. Не дуйся. Я тоже не в восторге от этих смотрин. Но что поделать? Да, мы взрослые люди, можем и сами решить, кого выбрать, но долг наш то крови долг.
Елисей усмехнулся. Крови? Это точно.
Марья подошла вплотную. Приподнялась на каблучках, заглянула сапфировыми глазищами ведьмаку в лицо. Принюхалась, зрачки расширила.
Медведем пахнешь. Ты мне нравишься, Елисей. Мед-ведь-маг.
Еся повторил ее движение, нагло заглянул в вырез роскошного серебристого платья:
А ты мне нет Царевна-Лебедь. Черная Лебедь. Лебе-ду́шка без души.
Марья отшатнулась, побледнела:
Откуда знаешь?
Ну скажем, кое-кто видел твою Тень1, Елисей издевательски улыбнулся.
Не может быть! Как?! Это был ты?!
Я? Не-е-ет, протянул ведьмак. Ты спрашивала, зачем это шоу? Для тебя. Ты ведь Лебедь Черная. Вы лжи не терпите. В старые времена вы женихов тщательнее выбирали. Сначала постелью: хорош не хорош. Затем Правдой и Кривдой. А жениха солгавшего, вы, лебеди, раньше Еся сделал вид, что вспоминает. Изобразил целую клоунаду: отшатнулся, прижал ко рту ладонь: Свежевали и сжирали живьем?! И меня сожрешь?
Кто?! Марья Моревна смотрела на него потемневшими глазами.
Не скажу. Секрет. Не оставите меня в покое по всему городу разнесу, что Морановы душу Нави продали.
Елисей заметил Изю, выходящего из такси и, уходя, бросил:
Не лю́ба ты мне.
И не услышал тихого, вслед:
Не пожалел бы
***
Марья купила себе квартиру в центре Сити-круга с видом на памятник основателю Первого ведьмацкого рода, подальше от своего темного родового «гнезда» на Холмах. Ей нравилось сюда возвращаться. Жаль, что много времени приходилось проводить в других местах, тайных. Но теперь тайное грозило стать явным.
Марья прошлась по комнате, посмотрела в окно на ярко освещенную Ратушную Площадь, подошла к стене и стукнула кончиком пальца по овальному, в бронзовой раме, зеркалу на стене. Впрочем, бронза была не бронзой, а зеркало не зеркалом.
Дух, явись.
Зеркало молчало. В последнее время Дух совсем отбился от рук: смел хамить и уклоняться от вызова.
Молчит? Наверное, выдохся, задумчиво протянула Марья. Жаль. Первое мое творение. Стекло из костной муки мертвецов, основа на крови девственниц, рама дорогая, слюной дракона закаленная С другой стороны, на курсах управления гневом говорили, что к вещам привязываться нельзя. Решено! Амальгаму пущу на декокты от морщин, бронзу на артефакты переплавлю.
Долго ждать не пришлось: в середине зеркала возникло сонное лицо Духа. Зевающая физиономия вытеснила Марьино отражение. Дух раскрыл глаза и с преувеличенным удивлением воскликнул:
Хозяйка! Припозднились вы! А я тут задремал немного.
Скажи мне, Дух, красива ли я? Есть ли в Сильверграде девы, мне красотой подобные?
Ну, насчет девы я бы
Марья шикнула. Зеркало покладисто продолжило:
Вы прекрасны. Оком своим зорким смотрю-ищу-обидеть хочу. Нет, не нахожу! Красивее вас в Сильверграде нет никого! Другое дело за пределами
Переплавлю!
Молчу, молчу!
Тогда почему он Марья сорвала с плеч шелковый шарф, спровоцировал меня?! Как он посмел?! И откуда узнал?! От кого?! Дух, отыщи того, кто видел мою Тень! Тень моего Лебедя!
Вашу Тень?! ужаснулось Зеркало. Горе-то какое, Хозяйка! Но я даже не представляю
Марья приблизила к зеркалу лицо. Прошипела:
Не забывайся! Я душу бессмертную продала ради второй ипостаси и таланта магического. И тебя продам! Ты дорого стоишь! О, морщинка! Мне срочно нужен декокт!
Есть у меня одно предположение, сдался Дух. Включу Око видящее, поразмыслю.
Мысли. Только не тяни. У меня все есть кроме времени.
Глава 3
Вот и закончилась сказка, с грустью сказала я, оглядываясь по сторонам. А планов-то было! Громадье!
Дом был в печальном состоянии: крыльцо изъели древоточцы, в подвале потрескалась и грозила рухнуть глиняная стена, крысы попортили мебель, которая еще хранила запах съестного и специй. Зато окна почему-то стояли целыми ни одного разбитого хулиганистыми мальчишками стекла. На подоконниках, с наружной стороны, лежали плоские кабошоны-самоцветы. Я благоразумно не стала к ним прикасаться. Не знаю, кто разложил артефакты для защиты окон, но это точно была не бабушка.
Дом три года стоял пустым, а ведь известно, что жилье, лишенное человеческого присутствия, ветшает с ужасающей скоростью. Внизу лавка, кладовая и кухня, наверху две спальни, крошечная гостиная и ванные. И везде нужен ремонт.
На следующий день после того как я вселилась, меня весьма оперативно навестили представители Городской Комиссии по благоустройству. Посмотрели, похмыкали и вручили предписание, по которому я должна была в течение трех месяцев привести дом в надлежащий вид, согласно пункту бла-бла-бла положения номер бла-бла-бла Устава по городскому бла-бла-бла. После ухода комиссии я села и набросала на листочке бумаги столбики цифр. Картина получилась невеселая. Даже если я в самое ближайшее время «расторгуюсь» и начну получать приличный доход (что маловероятно), он весь уйдет на восстановление дома.
Достала из чемоданчика мешочек с золотом. Несколько лет самым наглым образом я утаивала от семьи часть выручки от продажи пирогов, пирожных и булочек. И мне совсем не стыдно: пироги, булочки, корзиночки с джемом и эклеры я готовила сама, просыпаясь до восхода солнца, пока другие девушки бегали по свиданиям. Однако всего накопленного хватит разве что на замену пола.