Звук от камня раздался скорее металлический, чем как от кости.
– Не могу, не стану убивать Мередит.
– Почему?
– Она не слуа. Не должна она умирать ради жизни нашего народа, не ее это роль.
– Если она намерена стать верховной королевой фейри, то и для слуа она своя.
– Так пусть она станет королевой. Если она умрет на этом острове, королевой она не будет – и нам останется только Кел. Одним ударом я верну жизнь слуа и отниму у всех фейри. У нее чаша в руке, чаша, Повелитель! Вернулась после долгих веков. Не понимаю, как ты можешь просить меня убить единственную нашу надежду.
– Ты на нее надеешься, Шолто? – спросил Бог.
– Да, – прошептал царь. В коротком слове было столько эмоций...
Черная тень посмотрела на серую. Богиня спросила:
– Ты не боишься, Мередит. Почему же?
Я попыталась придумать, как бы это сказать.
– Шолто прав, госпожа моя. Чаша вернулась, и магия к сидхе возвращается. Ты воспользовалась моим телом как сосудом. Мне кажется, все это важнее, чем одна кровавая жертва. – Я повернулась к Шолто. – А еще я помню руку Шолто в моей. Я чувствовала его желание и думаю, что вместе со мной он убил бы и что-то в своей душе. Я не верю, что мои боги настолько жестоки.
– Так он тебя любит, Мередит?
– Не знаю. Но он хотел бы держать меня в объятиях – это я знаю точно.
– Ты любишь эту женщину, Шолто? – спросил Бог.
Шолто ответил не сразу.
– Неуместно джентльмену отвечать на такие вопросы в присутствии леди.
– Здесь место истины, Шолто.
– Не беспокойся, Шолто, – сказала я. – Говори честно, я не обижусь.
– Именно этого я и боялся, – тихо сказал он.
Выражение его лица меня рассмешило; смех рассыпался в воздухе птичьим пением.
– Радость тоже сумеет оживить это место, – сказала Богиня.
– Если оживить его радостью, изменится само сердце слуа. Ты понимаешь это, Шолто? – заметил Бог.
– Не вполне.
– Сердце и суть слуа построены на смерти, крови, битве и ужасе. Смех, жизнь и радость создадут для слуа совсем другую основу.
– Прости, Повелитель, я все еще не понимаю.
– Мередит, – позвала Богиня, – объясни ему.
И Богиня стала бледнеть, как сон на рассвете под льющимися в окно лучами солнца.
– Не понимаю, – повторил Шолто.
– Ты слуа и неблагой сидхе, – сказал Бог. – Ты порождение ужаса и тьмы. Ты – ужас и тьма, но не только ужас и тьма.
С этими словами черный силуэт тоже стал бледнеть.
Шолто протянул к нему руку:
– Погоди, объясни мне!
Боги исчезли, словно их и не было, и с ними исчез солнечный свет. Мы остались в сумраке, обычном теперь для холмов фейри: никакой игры солнечных лучей, в которых мы купались минуту назад.
– Подожди, Повелитель! – крикнул Шолто.
– Шолто, – позвала я, но он услышал только на третий раз. Лицо у него было растерянное.
– Я не понимаю, чего они от меня хотят. Что мне надо делать? Какой радостью я смогу вернуть сердце и суть моего народа?
Я улыбнулась, кровавая маска у меня на лице растрескалась. Нужно срочно смыть эту дрянь.
– Ну, Шолто, твоя мечта сбылась.
– Мечта? Какая мечта?
– Давай я для начала смою кровь, ладно?
– Для какого начала?
Я тронула его за руку.
– Для начала секса, Шолто. Они о сексе говорили.
– Что?
Его донельзя изумленный вид опять заставил меня расхохотаться.