– Призови дверь, Мередит, – сказал Дойл, оглядывая мертвый пейзаж.
– Да, призови и скажи теперь адрес поточнее, – присоединился Мистраль.
Аблойк все не поднимался. Я расслышала резкий вздох и обернулась к стражу: из руки у него лилась блестящая жидкость, черная в этом свете.
– Что же за кости такие, что могут пробить руку сидхе?
– Скелеты самых волшебных из слуа, – ответил ему Дойл. – Созданий настолько фантастических, что, когда сила слуа начала таять, магия не смогла уже поддерживать их существование.
Я прошептала, вцепившись в Риса:
– Мы в мертвых садах слуа.
– Да. Призови же дверь. – Дойл быстро глянул на меня и снова повернулся к жуткому пейзажу.
Рис держал одной рукой меня, другой – пистолет.
– Давай, Мерри.
– Мне нужна дверь в ситхен неблагих сидхе.
Дверь появилась. С той стороны озера.
– Не слишком удобно, – иронически заметил Рис и привлек меня ближе к себе.
– Тут можно пройти по кромке обрыва, если внимательно глядеть под ноги и не наступать на кости, – сказал Мистраль.
– Будьте осторожней, – посоветовал Эйб. На ноги он поднялся, но левая рука от самого плеча была покрыта кровью. В правой за неимением оружия он держал кубок – все оружие осталось в спальне. Мистраль оделся и вооружился заново, Холод был одет и при оружии – он нес стражу, когда все началось. А у Дойла было только то, что он успел схватить, – когда ты голый, много оружия не унесешь.
– Холод, перевяжи рану Аблойку, – велел Дойл. – И пойдем к двери.
– Да она не опасная, Мрак, – сказал Эйб.
– Здесь место силы слуа, а не нашей, – ответил Дойл. – Не нужно, чтобы ты истек кровью только потому, что мы поленились тебя перевязать.
Холод не тратил времени на споры: оторвал полосу от собственной рубашки и принялся перевязывать руку Эйбу.
– Почему это на трезвую голову боль сильнее? – спросил Аблойк.
– Наслаждение на трезвую голову тоже сильнее, – заметил Рис.
Я глянула на него.
– Говоришь будто по опыту. А я тебя пьяным ни разу не видела.
– Я почти все пятнадцатое столетие провел в глубоком запое – насколько мне удавалось. Ты же видела Эйба, долго нам пьяными не остаться. Но я очень старался – видит Богиня, старался.
– А почему? Почему именно тогда?
– А почему нет? – ответил он, переводя все в шутку – но именно так Рис всегда уклонялся от ответа. Надменность Холода, непроницаемость Дойла, ирония Риса – разные проявления скрытности.
– Аблойку нужен целитель, – сказал Холод. – Но что мог, я сделал.
– Отлично, – отозвался Дойл, шагая первым по узкому берегу к мягко сияющей золотом двери, которая появилась по моему велению. Только почему ока появилась на другом берегу, почему не рядом, как в прошлые разы? Да и почему она вообще появилась? С какой стати ситхен слуа подчиняется моим желаниям, как наш?
Берег был такой узкий, что Дойл пробирался боком, спиной прижавшись к стене – слишком широкие у него плечи. Для меня узкая тропа была поудобней, чем для мужчин, но и мне пришлось прижаться спиной к гладкой стене грота. Стена оказалась не холодной, как в обычной пещере, а непривычно теплой. Кромка, по которой мы шли, предназначалась для существ поменьше нас размером – а может, вообще не предназначалась для ходьбы. Устилавшие дно скелеты принадлежали плавающим или ползающим тварям, а не прямоходящим. Походили они на слепленные воедино фрагменты скелетов рыб, змей и созданий, которые в земных морях скелетов вообще не имеют.