– Не один Мистраль возвращается в силу.
– Но именно он возвращает силу стране, – возразил Дойл. – И я готов был встать у него на пути, ибо сердце мое не вынесло бы поражения в этой битве. Но теперь, после чудесного воскрешения садов, после возвращения знаков силы... Я служил двору столетие за столетием, глядя, как мы теряем себя. Как же могу я бросить службу, когда мы стали отвоевывать потерянное? Данная мною клятва служения либо что-то значит, либо не стоит ничего. Я смогу справиться с собой ради блага моего народа – или я никогда и не был Мраком королевы. Я это сделаю – или я ничего не стою, разве ты не понимаешь?
Эйб шагнул к нему, тронул за плечо.
– Понимаю, доблестный Мрак. Только я говорю тебе, что магия – щедрая сила. Богиня щедра, и щедр Бог. Они не дают одной рукой, чтобы другой отнять. Не настолько они жестоки.
– Служение им жестоко.
– О нет, это служба Андаис жестока, – тихо сказал Аблойк.
В сумраке леса защебетала птица, осаживаясь на ночь, – с сонной и вопросительной интонацией. И из тьмы донесся голос:
– Я думала, ты пьяный дурень, Аблойк. А теперь поняла, что не вино виновато. Ты дурень от природы.
Мы все подскочили и повернулись на голос.
Королева Андаис отделилась от той же стены, из которой выплыла в первый раз. Глупо было с нашей стороны не подумать, что она может вернуться.
Эйб упал на колено прямо з грязь.
– Я не имел в виду ничего дурного, моя королева.
– Имел, имел. – Она прошла к нам несколько шагов и остановилась, искривив губы. – Тучки, дождик – это мило, но без грязи я бы запросто обошлась.
– Прости, что не угодили тебе, моя королева, – сказал Мистраль.
– Извинения звучат лучше, когда их приносят на коленях, – заявила она.
Мистраль встал на колени рядом с Эйбом. Волосы у обоих были слишком длинные, мокрые и тяжелые, они упали в грязь. Мне не нравился вид коленопреклоненных стражей. Я начала за них бояться.
Королева по щиколотку в грязи пробралась к стражам, но не остановилась, а дошла до Дойла. И провела пальцами у него по груди.
– Щеночки, – улыбнулась она.
Дойл стоял неподвижно, бесстрастно. Андаис обычно превращала ласку в пытку. Она дразнила и мучила стражей, а потом отказывала им в разрядке – ее любимая игра на протяжении веков.
Королева тронула руку Холода:
– Твое дерево потемнело, теперь его легко увидеть.
Она шагнула к Рису, потрогала парных рыб. Потом подалась ко мне, и я едва не отшатнулась. Андаис приложила ладонь к изображению ночной бабочки у меня на животе – яркому, как лучшая из татуировок.
– Несколько часов назад она билась, стараясь выбраться у тебя из кожи.
Я посмотрела на ее руку, очень надеясь, что королева не вздумает потрогать ниже. Я ей не нравилась, но потрогать меня в интимных местах она вполне была способна – просто потому, что знала, как она мне противна. Секс с приправкой из ненависти мою тетю всегда устраивал.
– Стражи мне говорили, что она станет похожа на тату.
– А сказали они тебе, что она такое?
– Знак силы.
Королева качнула головой.
– Другие носят контурные изображения, а твоя бабочка – будто живая. Похожа на фотографию, не на рисунок. Магия Аблойка тебе такого дать не могла бы. Это... – она сильнее надавила мне на живот, – это значит, что ты способна отмечать других. Значит, что те, кого ты отметишь, – они как птенцы, жмущиеся к твоему огню.
Она обвила рукой мою талию, прижала мое голое тело к своему роскошному черному платью. И зашептала на ухо:
– Им не нравится, смотри.