Славянские племена, тяготея к союзным образованиям, достигая достаточно серьезного уровня сплоченности, тем не менее упрочивали, умножали свой потенциал за счет пришлого, норманнского элемента, игравшего большую роль и в системе государственного управления (система княжения) и в функционировании вооруженных сил (как на защите родной земли, так и в завоевательных походах). К слову говоря, подобные явления (естественно, в разных пропорциях) наблюдались в ту пору почти во всей Европе, вплоть до Британских островов. И никакого дискомфорта потомки кельтов, германцев, франков, англосаксов, как и других этнических общностей, не испытывают. Как, впрочем, забегая хронологически вперед, никого не смущало, что потомки английской королевы Виктории, двоюродные братья Вильгельм II, Георг V и Николай II, управляли тремя крупнейшими мировыми империями, с масштабами и мощью которых никакая сила не могла не то что сравниться, но даже в мечтах приблизиться к ним.
Возвращаясь же к украинской нации, следует сказать, что ее активное формирование пришлось на период сложнейших геополитических катаклизмов. Потеряв былое величие и статус после нашествия татаро-монголов, бывшие земли Киевской Руси оказались вначале в Великом княжестве Литовском (сущность от применяемых иных названий не меняется русско-литовское государство и т. п.). Однако доминирующее положение русского (нарождавшегося украинского) этноса быстро сменилось в сформировавшемся польско-литовском государстве Речи Посполитой. Есть сторонники считать это временем благодатного влияния на украинцев европейской цивилизации (хотя бы выборная, значит демократическая процедура короля, Магдебургское право для крупных городов, латинская культура католицизма и т. п.). Однако гораздо большее значение в реальной жизни имело то, что украинцев в Речи Посполитой считали людьми второго, низшего сорта, а потому проводили жесточайшую политику ополячивания, окатоличивания, беспощадного и все усиливающегося социального гнета. Это только приводило к укреплению в сознании украинства настроений неприятия такой политики, росту чувства собственного достоинства (да, мы другие, но мы не хуже!), противодействия насилию и непомерной эксплуатации, закрепляемых на законодательном уровне.
Локальные протестные выступления, спорадические восстания жесточайше подавлялись, пока не переросли в общую войну, подлинную Украинскую национальную революцию под руководством Б. Хмельницкого. Конечно, и у руководителей, и тем более у рядовых участников массового движения было бы излишне искать целенаправленно антиевропейскую мотивацию действий. В основе лежал протест доведенного до отчаянного состояния этнического массива против социального, национального, религиозного гнета, стремление встать в правах и реальном положении вровень с господствующей нацией. Потому и первичные требования верхушки восставших сводились к реализации казацкой автономии в составе польского государства. Категорическое несогласие с этим, неуступчивость руководства Речи Посполитой, проведение им решительных карательных «успокоительных» мер только усиливали радикализм лидеров Украинской революции, довольно быстро пришедших к мысли о создании собственной, национальной государственности.
Можно абстрактно-теоретически предположить, что при размахе национального движения, всеобщей поддержке идеи разрыва с уже ослаблявшимся, хотя еще и достаточно могущественным польским централизмом можно было рассчитывать на государственное обособление украинской нации. Вряд ли можно было опасаться и решительного противодействия подобному варианту развития событий со стороны соседей: московитов, татар, турок, венгров, валахов.
Однако устоявшиеся традиции, укоренившиеся обычаи (в частности, сюзерено-вассальская модель) при недооценке, даже неверии в достаточность собственных национальных потенций обусловливали линию поведения руководителя революции Богдана Хмельницкого, его казацкого окружения. С первых же акций, направленных против официальной Варшавы, они вступили на путь поиска союзников. В расстановке сил в Восточной Европе это оказалось трудноосуществимой задачей. Но даже вынужденный союз на сомнительных, морально унизительных условиях с Крымским ханством считался достижением. Вряд ли можно одномерно оценивать попытки Б. Хмельницкого завязать отношения с турецким султаном.
А вот что касается укреплявшегося Московского царства, тут все больше проявлялось и особенностей, и упрочивавшегося стремления завоевать его благосклонность, добиться его помощи. С 1648 по 1654 г. Б. Хмельницкий направил в Москву к царю Алексею Михайловичу 13 посольств с просьбой принять под высокую государственную руку близкий по природе, истории, духу, традициям, религии, языку народ. Столько же было принято московских посольств и в городах Украины. Наконец решение Алексея Михайловича положительно отреагировать на просьбы юго-западных соседей утвердил в октябре 1653 г. Великий Земский собор, а Переяславская рада в январе 1654 г. подтвердила желание объединиться с Москвой.
Сегодня отыскивается немало аргументов для того, чтобы доказать: дескать, выбор Переяслава был не единодушен, вызвал известные несогласия в среде казацкой старшины. Много копий изломано для доказательства того, что Переяславский договор (союз, равноправный союз, военное соглашение, тактическое соглашение разнообразию умозрительных определений и логичных построений без четких документальных закреплений нет предела) был вероломно нарушен московитами. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, они вступили на путь инкорпорации Войска Запорожского Гетманщины тогдашней Украины, установления абсолютного господства над соседней нацией. Достижению целей служила и широко проповедуемая, последовательно внедряемая в жизнь идеология. Ее краеугольными камнями стали положения о единых корнях, едином этнически-историческом массиве древнерусской народности, идентичности множества объективных параметров и характеристик (единственное несущественное, но в принципе сравнительно легко преодолимое отличие малороссийское наречие, собственно, тот же русский язык, ухудшенный польскими влияниями).
И то, что было сопротивление украинскому курсу Переяслава и недовольство поведением северо-восточного соседа (не всем нравилось первоначально отводимая ему роль сюзерена), достаточно быстро проявившаяся во вводимых ограничениях и строгих порядках, а дальше их ужесточении факты реальной истории. Отрицать их невозможно. Стоит просто понимать, что никогда и нигде при решении столь крупных, судьбоносных решений в любом сословном обществе иначе и быть не может.
Нельзя не учитывать и того, что положением Украины в новой национально-государственной конфигурации были недовольны тотально все украинцы. Многие представители элиты выбивались на высшие ступени административно-властной иерархии, вносили весьма существенный вклад в становление и развитие Российской империи. В общем-то, укрепляло последнюю в центре и на местах размножившееся многочисленное дворянство, имевшее и украинское этническое происхождение. Конечно, в наименьшей мере это касалось основной массы народа, которому несладко приходится при любом инонациональном господстве, будь оно русским, польским, турецким либо другим.