Или по крайней мере так мне показалось.
– Ленни? – переспросила Генри, кривясь, будто сами звуки причиняли ей неудобство. – Значит, так тебя зовут?
– М'ленни.
Так его с тех пор и называли, Ленни. Следующей (полдень на часах кольцевой) шла коммерческая полоса – «ООН», «Тай Too», «Дворец Дианы» со входом через протянутую ладонь, «Ватикан» со спиральными линиями и охраной в виде двух швейцарских гвардейцев, «Лувр». Потом (девять часов) шли тематические парки и семейные развлечения, разнообразные и новые: «Цирк братьев Маркс», «Мистер Роджерс», «Небесные врата» с гигантскими вращающимися кроссовками «Найк», «Флирт», сирены без конца (слышимые за тысячи миль). Внизу (шесть часов) одно– и двухэтажные дома бракосочетания и разводов, прокат новых и подержанных автомобилей, мотели, разнообразные сувенирные магазинчики и крематории.
Я остановился у первого крематория под горящей неоновой вывеской.
– Пахнет паленым, – заметила Гомер.
Генри внезапно проснулась и увидела указатель: «Быстрая кремация».
– Спешим? – спросила она.
– Давай управимся поскорее, – предложил я. – И снова станем законопослушными.
– Мы не сможем завести грузовик.
– Я не стану его выключать.
Служащего за длинным столом звали Эмоциональный Вомак, судя по его жетону. Он проводил меня обратно к грузовику.
– Ковер сжигать вместе с ним? – осведомился служащий.
– Ни в коем случае, – отрезала Генри.
– Мы бы предоставили скидку.
– Сколько? – спросил я.
– Десять процентов. Ковер выглядит неплохо. Плюс мы забираем ботинки, все из карманов, протезы и так далее, а вы получаете скидку.
– Скидку с чего? – поинтересовался я. – То есть какова вообще цена?
– Цена удивит вас. Удивит и порадует. Он семейный?
– Можно и так сказать, – ответила Генри. – То есть да, но мы не родственники. Так точнее.
– Нельзя сразу заводить разговор о цене, когда имеешь дело с родственниками, – пояснил Эмоциональный Вомак, – главное прислушиваться к их чувствам.
– Пахнет паленым, – повторила Гомер.
Цена, когда нам наконец ее объявили, покрыла как раз все наши сбережения: две белые и одну красную фишки. Даже со скидкой за ковер.
– Ваши индейские штучки ничего не стоят, – добавил Вомак. – Не следовало им продаваться Дании.
– А что же прах? – спросил я, вместе с Вомаком затаскивая Боба, завернутого в ковер, в приемную. – Вы дадите нам что‑нибудь, куда можно его положить?
– Лучше, – заявил Вомак. Он показал мне пластиковую урну со штрихкодом между двух ручек. – Для тех, кому не терпится отослать любимого родственника домой. Гравировка. Как его имя?
– Зависит от нее, – сказал я, показывая взглядом на Генри. – Роберт или Боб?
– Боб, – ответила Генри. – Наш Боб. Мой Боб.
– Пахнет липко, – заявила Гомер.
Вомак вытаскивал черный, замызганный ящик из стенки. Он походил на шкаф, в который засунули жучка. Мельчайшие частички пепла в нескольких местах пристали к черной грязи.
Я помогал Эмоциональному Вомаку раскатать Боба из ковра и уложить в ящик. Руки покойника хрустнули, когда мы пытались прижать их к бокам. Вомак уже собирался задвинуть ящик, когда его помощница – Энергичная Карла – вошла в приемную и начала поливать цветы из аэрозольного баллончика.