– Отвратительный, – скривилась Генри.
– Он твой сын, – напомнил я.
– Сын Панамы, ты хотел сказать.
– Ага, – согласился маленький мужичок.
– Сверните на междуштатную семьдесят седьмую, на запад, – приказал искатель.
Настал полдень, мы наконец добрались до объединения восточной и западной дорог.
– Вот доказательство тому, что мы на пути в Вегас, – заметил я.
Если бы искатель послал нас на восток, я бы забеспокоился.
Генри слишком ушла в вождение, чтобы отвечать. Мы уже съехали с северно‑южной междуштатной, но еще не въехали на восточно‑западную. Проблема в том, что мы просто не могли пробраться через заграждение. Фургоны проносились мимо идеальной цепочкой. Наш маленький грузовичок качался от создаваемых ими порывов ветра.
Генри свернула с дороги, в пустыню.
– Куда ты собралась? – поинтересовался я.
Мне не нравится быть вне досягаемости станции, еще меньше – вне дороги.
– На запад, – ответила она. – Искатель говорит на запад, значит на запад.
Пустыня оказалась лучшей дорогой, чем междуштатная.
Мы ускорились с тридцати до сорока километров в час и ехали параллельно междуштатной. Было и несколько трудных моментов. Однажды маленький мужичок чуть не свалился с моих колен, но быстро восстановил равновесие. Ему нравилось стоять на коленях, держаться за приборную доску и смотреть в лобовое стекло. Один раз мы обнаружили дыру в ограде и попытались въехать на асфальт, но обочина дороги оказалась экранирована. Как только грузовик сунулся на бетон, снизу послышался скрип.
– Плохо пахнет, – всполошилась Гомер.
Дым! Генри ретировалась поразительно быстро. Я подумал о жучке там, внизу.
Фургоны проносились мимо, один за одним, связанные электричеством в цепи по нескольку сот километров, раскачивая грузовик, однако поднимая меньше пыли, чем мы. Я определил по угрюмому выражению лица Генри и исчезновению последней синей птицы, что она проголодалась. У меня тоже подводило живот. К тому же мне хотелось знать, сколько мы протянем и без бензина, и без поддержки станции.
Уже наступил вечер, когда я заметил вдалеке над длинной насыпью фигуру.
– Летающая лошадь!
– Нет, динозавр, – возразила Генри, – Нет, моллюск.
– Без разницы, – перебил я. – Там есть бензин. Заправка стояла на поднятой платформе, доступной со стороны шоссе, но Генри сумела въехать и из пустыни, перейдя на режим «осторожно». Мы оказались между двух бетонных островов как раз тогда, когда служащий запирался в маленькой будке.
Я вылез и постучал в окошко. Он покачал головой. Я показал ему свою последнюю десятку. Он кивнул, и я просунул ее под дверь в сложенном виде.
Я заливал бензин в грузовик из шланга, пока служащий не постучал в окно и не приказал мне остановиться. Опять появился знакомый запах. Каждый раз, как впервые, к нему невозможно привыкнуть. Повесив шланг, я посмотрел на дно грузовика в поисках жучка.
Исчез: сгорел или потерялся, возможно, когда грузовик наткнулся на экран. Я ощутил странную печаль. Мне не хватало маленького красного глаза.
Генри вышла из «сувенирного магазина», который служащий не счел нужным запирать. Она улыбалась, и на свитере снова объявилось несколько синих птиц, одна даже махала крыльями в каком‑то медленном, растерянном полете. Генри несла маленького мужичка на левом предплечье, как сокола в старых фильмах. Он обзавелся одеждой – крошечной ковбойской шляпой, кожаными гетрами и мятой рубашкой. Однако обуви я не заметил, и он все еще цеплялся за мамин свитер.
– Я нашла куклу‑ковбоя, – пояснила Генри.