Поправил котомку за спиной и двинулся к городу.
4
Первое, что поразило Дини ещё прежде, чем он увидел дома и улицы, было изобилие
запахов. Здесь не было той свободы для ветра, и запахи застаивались,
концентрировались. Не было также свободы для запахов леса и сена. Их подминали
десятки других. И они, если даже мальчик угадывал их, имели некое своеобразное
отличие. Его обоняние уловило запах навоза, разогретых солнцем камней, из
которых состояли стены, аромат только что приготовленных лепешёк, исходивший
откуда-то из чрева города. Запах скота и пёстрый запах человеческой одежды. Были
и другие, совершенно незнакомые. Большинство из них принадлежали к запахам снеди.
Дини вышел на дорогу в том месте, где к ней вплотную подступали заросли
кустарника. Его появление осталось незамеченным, и неудивительно. Народу было
столько, причём бредущего в разных направлениях, что отдельно взятый человек
просто не мог броситься в глаза. Более того, чтобы постоянно держать кого-то в
поле зрения, нужно было приложить немалые усилия. Это обрадовало мальчика.
Оказалось, на подступах к городу было гораздо вольготнее, чем рядом с какой-нибудь
деревенькой.
Присутствовал ещё один момент. На дороге можно было увидеть одиноко бредущих
детей разного возраста. Естественно, и мальчиков девяти-двенадцати лет.
Дини вошёл в город. Плотно стоявшие дома, плотный поток людей, в котором иногда
приходилось уворачиваться, чтобы не угодить кому-нибудь под ноги, поразили Дини.
Крыши домов, стены были сделаны совсем из другого материала. Мальчик продвигался
вперёд медленно, часто останавливаясь, рот был полураскрыт, глаза - расширены.
Он напоминал заворожённого. Здесь никто ни на кого не обращал внимания, слишком
много было людей, и в какой-то момент Дини вспомнил, что Лизия - не самый
крупный город.
Людской поток вынес его к площади, и Дини, наконец, понял, что значит это слово.
Обширное пространство было заставлено торговыми рядами. Здесь было ещё больше
людей. И запахов. Возрос шум. Теперь Дини почти ежесекундно касался кого-нибудь
плечом, рукой или спиной. Запахи продуктов, готовых или приготовляемых, знакомые
и незнакомые, наполнили рот мальчика слюной, и он почувствовал чудовищный голод,
хотя ещё полчаса назад казался себе вполне сытым.
Дини отошёл в сторонку, отыскав местечко посвободнее. Достал из сумки последнюю
медовую лепёшку, которую, как редкое лакомство, собирался экономить до
последнего, и, урча, запустил в неё зубы. Ел и поглядывал по сторонам. На
торговцев, расхваливающих товар, зазывающих покупателей, на сосредоточенные лица
снующих туда-сюда горожан. Иногда в этом потоке встречались люди в богатой
одежде, яркой, манящей, как блики в сером тумане. Некоторые из таких людей
передвигались верхом, и люди расступались, опасаясь, чтобы конское копыто не
раздавило ногу, и даже в этой суматохе, где никто ни на кого не обращал внимания,
задерживали взгляды на всаднике, чаще всего державшемся свысока. Иногда Дини
замечал крепких молодых мужчин в бордовой одежде с вышитыми на груди золотом
орлами, с мечами и в шлемах. Он знал, что это - воины Правителя. Их неприкрытые
голени, мощные и волосатые, навевали иллюзию все охватывающей власти. Изредка в
толпе мелькали монашеские рясы, скрывавшие фигуры их обладателей, делавшие тела
аморфными, расплывчатыми, даже слегка ирреальными.
Покончив с лепёшкой, Дини понял, что голод по-настоящему не утолён. Пришлось
достать ещё одну, теперь уже обычную, овсяную лепёшку.
Между тем поток людей иссякал, сворачивали свой товар и некоторые торговцы.
Время шло к вечеру, и площадь, ещё не опустевшая, готовилась к этому.