Ой! пискнул Юкка. Благого утра, наследник. Тогда Тогда ладно. Прошу прощения.
Смекнул, наконец? с издевкой прошипел Рубин. Он меня впустит, так что исчезни!
Следи за языком, Рубин, прорычал Олеандр. Ты с хранителем разговариваешь!
Открывай, сын Антуриума! воскликнул тот. Некрасиво старых друзей на пороге держать!
Мы с вами еще потолкуем. Тон Юкка понизил, но угроза распознавалась явственно.
Топай-топай, Рубин отмахивался от него, как от жужжащего над ухом насекомого.
Стоило задвижке отъехать, Рубин скользнул в хижину вместе с пыльцой и ветром. Расстегнул брошь на вороте. И провонявший пылью плащ упал за его спиной, кончик раздвоенного языка выглянул изо рта.
Олеандр поперхнулся зевком. Ежели ему не изменяла память, что вряд ли, не виделись они с Рубином года полтора, а казалось, лет шесть-семь. Ничего уже не осталось от того нескладного юноши, который вечно горбатился и шаркал. За время кочевания он возмужал и окреп. На костях его наросли мышцы, а свободные рубахи и шаровары сменились на варварское одеяние: безрукавку, перчатки без пальцев и драные на коленках портки, пошитые из лоскутов чёрной кожи.
Не дракайн возвышался над порогом феникс. Только темно-рдяных крыльев Рубину и не доставало.
Крыльев?.. Воспоминания об Эсфирь мелькнули в сознании Олеандра. Нужно её проведать! Он оставил в памяти пометку и взмахнул ладонью. Приятель ответил тем же, раскрывая пальцы веером и переводя взор на стол.
Винцо хлещешь? Губы Рубина искривила улыбка. Не похоже на тебя. Допёк кто?
Фрезия, Олеандр тяжело вздохнул и взобрался на подоконник, подминая под себя ноги.
М-м-м, протянул приятель. Ведаешь, на любой свадьбе есть ребятня, которая сидит в тени и набирается. Чую, на твоей свадьбе одним из таких смельчаков буду я. О!.. Еще отец твой!
Очень остроумно, Олеандр прицокнул языком и уставился в окно, ничего толком не видя.
Мир будто в хороводе кружился. Очертания улочек и деревьев дрожали и смазывались.
Ку-ку! Щелчок пальцев вызволил его из пьяно-сонной ямы. Присесть-то дозволишь?
А?.. Да-да, садись.
Рубин, чаще нарекаемый среди дриад Змеем, в предвкушении растер ладони. Сумка соскочила с его руки. Он водрузил её на стол и принялся в ней рыться, красуясь рыжиной чешуи на предплечьях.
Зачем ты вообще на ней женишься? поинтересовался Рубин. Не твоё же, ну! Хоть одну причину озвучь.
Она не невинна.
Вы?..
Ага, Олеандр сглотнул, чувствуя, как разум снова окутывает дрёма. Всего разок. Но этого было достаточно, чтобы выжечь на ней клеймо неприкосновенности. Кто, ежели не я? Юноши, воспитанные Сталью, даже не посмотрят в её сторону. Да и прочие тоже! Тут не столько её испорченность погоду сделает, сколько понимание, что от неё отказался наследник клана. Почему? Из-за чего? Что с ней не так? Только представь! Сразу ведь вопросы у дриад возникнут. Не говоря уже о том, что я не горю желанием ссориться с её отцом.
Хотя в голове Олеандра вертелось тихое подозрение, что до ссор и разбирательств дело не дойдёт. Вряд ли Каладиум его прикончит. Но изувечит точно исподтишка, чужими руками.
Я потолковать с тобой хотел кое о ком. Рубин увел разговор в спокойное русло и сгладил напряжение. Но позже. А ныне
Он отступил в сторонку и церемониально отвел руку таким жестом гостей обычно в дом зазывают.
Принимай дары, возвестил он, осклабившись, и среди белых зубов сверкнули удлинённые клыки.
Какие еще дары? Взгляд Олеандра упал на стол, и он чуть слюной не подавился от потрясения.
Пузатые склянки призывно поблескивали, выстроившись в ряд. За прозрачными стенками искрились мутноватые соки выжимки из итанга, цветов, которые дракайны берегли как зеницу ока.
Что одним погибель сулит, то у иных благом слывет. Не существовало в мире растительной отравы, способной умертвить дриада. Напротив такого рода яды отрывали захворавших от коек. Вот самый чудотворный из них итанга и очутился в Барклей. И наблюдая, как пляшут у дна сосудов отличительные косточки-звезды, Олеандр не посмел усомниться в его подлинности.
Как ты?.. бессвязно молвил он, уставившись на флакончики. Откуда?.. Когда?..
Недавно, вяло ответил Рубин. Наведался к дракайнам, чтоб им языками подавиться!
Ты украл итанга?!
Грубовато. Позаимствовал?
Твою ж!.. Олеандру почудилось, словно его сперва на небеса подняли, а потом с силой швырнули наземь.
Я не возьму их, буркнул он, покуда сердце рвалось из груди. Не хочу потакать воровству.
Рубин смолчал. Только кисло ухмыльнулся.
Понятное дело. Чего ему горевать и терзаться чувством вины? В кои-то веки он извернулся и подгадил соплеменникам по матери.
Чары двух Творцов его кровь не оскверняли. Отнюдь. Дорогу жизни перед ним расстелили феникс и дракайна, подданные Умбры. Дрянная там вышла история. Как наверняка было никто не поведает. Но существа горазды домысливать. Неуёмные языки разнесли слух, что предки Рубина предались греху по глупости. Разделили ложе и разбежались. Женщина понесла и избавилась от нежеланного дитя. Не прикончила. Подкинула на Ифлога3, уповая то ли на скорую гибель сына, то ли на совесть его горе-отца.
К счастью, Рубину повезло. Он увидел свет под счастливой звездой, потому что случилось третье: на него наткнулись ореады. Не кто-то из стражи, а Цитрин и Яшма владыки клана. Они и пригрели бедолагу-гибрида под своими крыльями. И воспитали наравне с кровными детьми Сапфиром и Чароит.
О! памятуя о друге-ореаде, Олеандр вспомнил об ином. Сапфир обещался навестить меня.
Когда? Рубин посмурнел, хотя души в названном брате не чаял. Скоро, стало быть?
Со дня на день. А что? Боишься встречи с ним? Ты сколько уже кочуешь? Давно на Ааронг4 заползал?
Давненько.
Скрещенные за спиной мечи-парники соскользнули с плеч Рубина. Ремни юркнули точно в ладони, и он уложил оружие на подушку нежно и заботливо, будто подношение кому делал.
Вроде остался он прежним. И все же что-то в нем изменилось. Лёгкое, почти неуловимое, оно ускользало, только Олеандра думал, что подобрался к разгадке. В одном сомневаться не приходилось: Рубин поднаторел и набрался опыта. Твёрдость шага. Взгляд, оценивающий и настороженный. Привычка отводить руки к затылку туда, где обычно торчали рукояти мечей. Всё выдавало в нем воина. Казалось, нет таких невзгод, которые вырвут у него из-под ног почву. Он как клинок на наковальне от ударов кузнечного молота только крепнет. Таких бойцов на поле брани лишь смерть подсекает.
Пока Рубин разминал плечи, жажда приволокла Олеандра к столу. Чтобы залить засуху во рту, пришлось осушить полбутылки с нектаром. И вдруг дыхание оборвалось. На грудь будто бочку с камнями поставили. Он попытался вздохнуть, но вздох застрял на полпути к легким.
Эй, Цветочек! возопил голос в мире, тонущем во мраке. Ты чего это? Что с тобой?
Дышать не могу, прохрипел Олеандр и смолк иглы боли вонзились в шею, прожигая насквозь.
Жар раскатился по телу со скоростью вихря. Чьи-то руки легли на плечи, встряхнули Олеандра, силясь привести в чувства. Да какой там! Он горел. Утопал во пламени. Кисти рук занемели не пошевелить и кончиком пальца. Сердце трепыхалось в груди. Билось за жизнь, неровно и глухо, на последнем издыхании, через стук спотыкаясь о когти смерти.
С запозданием разум озарила мысль, что траванулся Олеандр чем-то цепким, схватывающим мгновенно. С еще большим запозданием ум прикинул, влиянию каких ядов соответствуют ощущения.
Но сколь бы резво Олеандр ни размышлял, победу в гонке с отравой одержать не удавалось. Выводы ускользали, не успев сложиться. Мысли путались, утекали к потугам урвать глоток воздуха.
Удар боли швырнул его на пол. И он обмяк на ковре, погружаясь в бессодержательную темноту.