Ее семье следовало бы заставить вас жениться. Что они за люди? Шарпантье помедлил. Конечно, с одной стороны, это решает проблему, но что насчет ваших долгов? Не уверен, что вы вообще сможете собрать такую сумму. Шарпантье подвинул ему клочок бумаги. Вот то, что могу дать я, будем считать, что в долг, но после подписания брачного контракта я готов о нем забыть.
ДАнтон склонил голову.
Я забочусь о будущем Габриэль, она моя единственная дочь. Кроме того, ваше семейство тоже может поучаствовать. Однако этого все равно мало. Шарпантье записал цифры. Где взять остальное?
Занять. Как сказал бы Калонн.
Не вижу иного способа.
Боюсь, в истории есть еще одно заинтересованное лицо. Вам это не понравится. Видите ли, Франсуаза сама предложила дать мне в долг. Она женщина весьма состоятельная. Мы не обсуждали деталей, но сомневаюсь, что она предложит низкий процент.
Чудовищно! Господи, какая мерзавка! Вам не захотелось ее придушить?
Захотелось. ДАнтон улыбнулся.
А вы уверены, что ребенок от вас?
Она не стала бы мне лгать. Побоялась бы.
Все мужчины так рассуждают Он заглянул дАнтону в лицо. Лгать такому? Нет, невозможно. Ребенок точно от него. Это очень большая сумма. Непропорционально высокая плата за одну ночь. Долг будет преследовать вас годами.
Ей хотелось выжать из меня все, что можно. Думаю, вы понимаете. (В конце концов, это было ее болью, ее бесчестием.) Я хочу уладить все в ближайшие месяцы. Мы с Габриэль должны начать с чистого листа.
Я не назвал бы это чистым листом, мягко заметил Шарпантье. Совсем наоборот. Вы отдаете в заклад ваше будущее. А не могли бы вы
Нет, я не стану ей перечить. Когда-то я любил ее. К тому же мой долг позаботиться о ребенке. Подумайте сами, поступи я иначе, вы бы приняли такого зятя?
Не обижайтесь, но я стар и многое повидал на своем веку. Я беспокоюсь о вас. Когда вы должны погасить долг целиком?
Она сказала, в девяносто первом, в первый квартальный день года. Должен ли я рассказать об этом Габриэль?
Решайте сами. Надеюсь, до свадьбы вы будете вести себя благоразумно?
Послушайте, у меня впереди четыре года, чтобы расплатиться за ошибки молодости! Я справлюсь.
Безусловно, пост королевского советника приносит хорошие деньги.
Он молод, ретив, думал мсье Шарпантье, всё в его руках, но в глубине души он наверняка сомневается. Ему захотелось подбодрить будущего зятя.
Знаете, мэтр Вино утверждает, что нас ждут трудные времена, а значит, количество тяжб вырастет. Он сложил клочок бумаги. Я уверен, до девяносто первого года случится что-нибудь, что выправит ваши денежные затруднения.
Второе марта 1787 года. Камилю исполнилось двадцать семь, и уже целую неделю никто его не видел. Кажется, ему снова пришлось сменить адрес.
Собрание нотаблей зашло в тупик. Кафе заполняли крикливые спорщики.
Что именно сказал маркиз Лафайет?
Он сказал, следует созвать Генеральные штаты.
Но это пережиток! Генеральные штаты не созывались с
Тысяча шестьсот четырнадцатого года.
Спасибо, дАнтон, сказал мэтр Перрен. Чем они могут нам помочь? Духовенство будет заседать в одной палате, дворяне в другой, а простолюдины в третьей. И что бы ни предложили простолюдины, два других сословия проголосуют против. И какого прогресса
Поймите, перебил его дАнтон, даже устаревший общественный институт способен принять новую форму. Ему необязательно повторять пройденное.
Собеседники хмуро смотрели на дАнтона.
Лафайет молод, заметил мэтр Перрен.
Он примерно ваших лет, Жорж.
Однако пока я корпел над томами в конторе Вино, подумал дАнтон, он вел за собой армии. Я бедный адвокат, а он герой Франции и Америки. Ему суждено стать вождем нации, а мне вечно сводить концы с концами. И теперь этот невзрачный молодой человек, скромный, светловолосый, предложил идею, и дАнтон, который чувствовал к нему необъяснимую неприязнь, был вынужден ее защищать.
Генеральные штаты наша единственная надежда, сказал он. Они обеспечат нам представительство, нам, третьему сословию. Очевидно, что дворяне не заботятся об интересах короля, стало быть, и ему глупо защищать их интересы. Он должен созвать Генеральные штаты и передать власть третьему сословию не просто дать право высказывать суждения или раздавать советы, а власть принимать решения.
Не поверю, пока не увижу собственными глазами, заметил Шарпантье.
Не будет этого, сказал Перрен. Но куда больше меня волнует предложение Лафайета расследовать налоговые мошенничества.
А также сомнительные закулисные спекуляции, добавил дАнтон. Грязные операции на рынке.
Особенно горячо его поддержат те, у кого нет облигаций, но кто не отказался бы их иметь, сказал Перрен.
Тут что-то отвлекло мсье Шарпантье. Он посмотрел через плечо дАнтона и улыбнулся.
А вот и человек, который нам все разъяснит. Раскинув руки, он двинулся к двери. Мсье Дюплесси, редкая птица. Позвольте представить вам жениха моей дочери. Мсье Дюплесси, мой старый друг, служит в казначействе.
В наказание за мои грехи, подхватил мсье Дюплесси с мрачной улыбкой и кивнул дАнтону, как будто слышал его имя прежде.
Мсье Дюплесси было за пятьдесят. Он был высокий, со следами былой красоты, опрятно и просто одетый. Казалось, его взгляд задерживается по дальнюю сторону предметов, словно имеет свойство беспрепятственно проникать сквозь мраморные столешницы, позолоченные кресла и облаченные в черное конечности столичных адвокатов.
Значит, Габриэль выходит замуж. Когда ждать счастливого события?
Мы еще не определились с датой. В мае или в июне.
Как летит время!
Мсье Дюплесси вылеплял банальности, как дети лепят куличики из песка. Затем он улыбнулся впечатление было такое, будто это требует от него мышечного усилия.
Мсье Шарпантье протянул гостю кофе:
Я слышал о вашем зяте, соболезную.
Да, тяжкое горе, большое несчастье. Моя дочь Адель только что вышла замуж и уже овдовела, а сама еще такой ребенок. Он обращался к Шарпантье, глядя ему через левое плечо. С Люсиль мы спешить не станем. Хотя ей уже пятнадцать-шестнадцать. Маленькая дама. От дочерей одни заботы. Впрочем, как и от сыновей, хотя у меня их нет. От зятьев тоже хватает хлопот, особенно если им случится умереть. К вам это не относится, мсье дАнтон. Уверен, от вас хлопот не будет. У вас очень здоровый вид. Даже слишком.
Как можно держаться с таким важным видом и нести такую дикую ахинею, подумал дАнтон. Интересно, он такой всегда или только сегодня? Дефицит бюджета или домашние заботы так ослабили его разум?
А как поживает ваша дорогая жена? спросил Шарпантье. Как ее здоровье?
Мсье Дюплесси задумался. Казалось, он пытается вспомнить лицо супруги.
Как всегда.
Не откажетесь отужинать с нами? Разумеется, вместе с дочерями, если они окажут нам честь.
Я бы мне бы столько дел целыми неделями пропадаю в Версале и только сегодня выбрался порой работаю даже в выходные. Он обернулся к дАнтону. Я прослужил в казначействе всю жизнь. Достойная карьера, но с каждым днем служба дается все труднее. Если бы аббат Терре
Шарпантье подавил стон. Сколько можно? И ему, и всем присутствующим такой поворот разговора был не в новинку. Аббат Терре был лучшим генеральным контролером всех времен, фискальным героем Дюплесси.
Если бы Терре остался, он бы нас выручил. Все замыслы и решения, которые нынче претворяют в жизнь, много лет назад были задуманы аббатом Терре.
В молодости, когда дочери были маленькими, каждый его день в казначействе был наполнен свершениями и смыслом, но парламент невзлюбил аббата: они обвинили Терре в спекуляциях зерном и заставили глупцов сжечь его чучело.
Тогда еще все можно было исправить, положение не было таким безнадежным. И с тех пор они носятся всё с теми же идеями Мсье Дюплесси в отчаянии махнул рукой. Он принимал заботы королевского казначейства близко к сердцу, а с тех пор, как ушел аббат Терре, служба превратилась в череду каждодневных страданий.