Потом перед алтарём началось движение, появились люди в длинных одеждах, и все, кто был в храме, как железные стружки к магниту, подались вперёд. Опомнилась и Фаддеевна глубоко вздохнула, перекрестилась, поклонилась в пол и вместе со всеми обернулась к алтарю. Под сводами зазвучал густой голос, произносивший непонятные Оле слова. Она пыталась вслушиваться и иногда улавливала в них отголоски какого-то смысла, но чаще не понимала вовсе. От этих усилий, от долгожданного тепла и монотонного голоса её сморило, захотелось домой.
В следующее воскресенье Оля осталась дома. Быстро сделала уроки, вывесила на двор постирушку, подкинула в печку полешек и, пользуясь свободой, решила подремать на кровати. Фаддеевна таких вольностей не любила, валяться на постели среди дня считала недопустимым: кровать чтобы спать ночью, а днём в доме и на участке всегда найдётся работа. Чувствуя приятное возбуждение от своей шалости, Оля аккуратно сняла крахмальное, тщательно выглаженное покрывало и свернулась калачиком поверх одеяла. В доме было тепло и тихо, потрескивали в печи дрова, ровно гудело пламя. В приотворённую форточку доносились мирные звуки: квохтанье соседских кур, отдалённый собачий лай, короткий звон вёдерной дуги. Кто-то перекликался от огорода в дом, слов было не разобрать, но всё вместе производило блаженную симфонию покоя и домашнего мира, которого она и не помнила в своей маленькой жизни. Так она и заснула, прислушиваясь к тишине и дожидаясь знакомого скрипа калитки, чтобы успеть быстро застелить свою кровать, спрятать следы своего непослушания.
Но Фаддеевну она всё же проспала. Проснулась от звуков стряпни то ли упала ложка, то ли Фаддеевна постучала ею о сковородку вздрогнула, вскинулась и обнаружила на себе необъятный серый пуховый платок. Сразу стало жарко от испуга, от этого мохнатого платка, от своей маленькой вины. Оля посидела на кровати, свесив ноги. На кухне зашипело, запахло жаренным на постном масле луком, захотелось есть. Что делать: она быстро заправила кровать, аккуратно повесила платок на спинку и медленно вышла на кухню.
Аааа, проснулась! встретила её Фаддеевна. Хорошо. Пообедаем, будем солить капусту.
На буфете уже дожидались два белых плотных кочана, внизу стоял вёдерный бочонок, рядом, на деревянном круге лежал груз вымытый с мылом и ошпаренный крупный булыжник.
.
В церковь Фаддеевна больше не звала давала поручения по дому и уходила одна. Но иногда задумчиво поглядывала на Олю, качала головой, вздыхала.
Однажды, подперев голову кулаком, глядела, как Оля делает уроки, и не спросила вынесла приговор:
Не нравится тебе в храме.
Оля подняла лицо от тетради, посмотрела на мать, пожала плечами.
В школе говорят: бога нет!
Фаддеевна покачала головой, помолчала.
Говорят, значит. Ну, а ты что?
Я Она снова пожала плечами. Я не знаю. Что такое бог? Зачем этого человека прибили на крест?.. Я не знаю, повторила она. Фаддеевна уставилась в окно и, так как она молчала, Оля вернулась к своим задачкам. Она отвлеклась, в поисках решения заполняя черновую страницу иксами и цифрами, и когда мать заговорила снова, даже вздрогнула от неожиданности.
Значит, Бога нет. Угу. Фаддеевна вздохнула. А что есть?
Оля насупила брови, пытаясь вспомнить, что говорила учительница.
Есть человек.
Да? А откудова он взялся?
От обезьяны.
Вот оно как От обезьяны, значит. И что, вот так вдруг? Была себе обезьяна, горя не знала, а утром проснулась человек?
Глаза матери были серьёзны, но в голосе слышался затаённый смех.
Мы это ещё не проходили, ответила Оля. Потом вспомнила: Надежда Васильевна говорит: труд сделал обезьяну человеком. Древние обезьяны стали трудиться и превратились в людей. Она говорит, это э-во-люция
Труд. Угу. Волюция. Мать покивала, размышляя над Олиными словами, и неожиданно спросила: А с чего вдруг?
Что с чего?
С чего это им приспичило трудиться? Обезьянам этим древним?
Оля пожала плечами.
И где сегодня такие обезьяны, которые в людей превращаются?
Оля ничего не ответила, не знала. Только подумала: и правда, где?
Мать встала, перешла к печи и, присев, принялась шуровать в ней кочергой, выгребать золу из топки. Энергично орудуя кочергой, сказала:
Я тебе вот что скажу, дочка. Я в школу не ходила, но голова на плечах, слава те Господи, есть. Не бывает такого, чтобы ни с того ни с сего. Без Бога там не обошлось! и она решительно закрыла поддувало. Поднимаясь и кряхтя, добавила: Ты, конечно, учись и никого не слушай. Выучишься, найдёшь хорошую работу. А только небесный покровитель никому ещё не помешал. Наука наукой, но кто знает
Вскорости Фаддеевна крестила Олю, сама же была и крёстной отец Тимофей благословил. Оля послушно приняла всё непонятное, что с ней проделывали в церкви, скорее чувствуя, чем понимая: мать плохого для неё не пожелает. После обряда батюшка спросил:
Святое Евангелие читаете?
Откудова, отец! понурилась Фаддеевна. У нас его и нету. Я грамоте только по слогам разумею, а эти нынче все пионэры! Им не положено
Отец Тимофей покивал, положил свою тёплую мягкую руку на Олину голову.
Ну, ничего. На всё божья воля! На всё божья воля
В этот день Оля была ещё тише обычного, хотя казалось, что тише уже некуда. Произошедшее произвело на неё странное действие: как если бы ей дали наполненный до краёв стакан и велели нести, не расплескав ни капли.
Когда вернулись домой, Фаддеевна торопливо скинула боты и бросилась к большой синей кастрюле, в которой с утра завела тесто. Успела: крышка уже изрядно поднялась и сдобный тёплый бок свесился через край. На краю плиты стояла сковорода с капустной начинкой и корчик с распаренными сухофруктами в сахаре.
Фаддеевна протёрла и без того чистую столешницу буфета, ловко насеяла муки, вывалила тесто и принялась месить. Оля жадно смотрела на руки матери: она ещё никогда не видела, как пекут. Тесто казалось живым. Отделив ножом кусок его, Фаддеевна взялась за скалку пласт противился, норовил съёжиться, но она не отступала: присыпала его липкую сердцевину мукой, натирала ею скалку и продолжала разравнивать края. Когда пласт был уже достаточно большим, бережно перенесла его на противень и прошлась скалкой по краям, срезая излишки. Оля подхватила один такой комочек, помяла в руках, даже надкусила. Фаддеевна поглядела на это лицо у неё было праздничным вручила ей ложку и сняла крышку со сковородки.
Выкладывай начинку.
Они напекли много всего: два больших пирога, целый таз пирожков, с капустой и сладких, несколько пышек из остатков теста. Потом натаскали воды, топили баню, парились и, разморённые и чистые, с мокрыми волосами по плечам, ужинали пирогами и чаем.
Брунька тоже не остался в стороне от гигиенических процедур наевшись остатками молочной каши, самозабвенно вылизывал лапу с растопыренными чёрными пальцами.
Глава 5. Чужая кровь
Ходить в церковь Фаддеевна дочку не неволила, ни к чему это: времена безбожные, у дитя могут быть неприятности. Но совесть свою успокоила поручила Господу! и теперь, по воскресеньям, деловито и обстоятельно молилась о ней сама.
Наступила дружная весна. За день-другой сошли остатки снега, земля отогрелась на глубину, можно было копать огород. Под вымытыми к Пасхе окошками зазеленела рассада, а извлечённые из сундука прошлогодние Олины платья оказались малы словом, начались весенние хлопоты. Люди повыходили из домов, у Оли появилась подружка из местных, шебутная Людка. По огородным делам и Фаддеевна перезнакомилась с соседями перекликались через забор, обменивались новостями и советами. Иных из них зимой она встречала у колонки, с другими только здоровалась на улице или в магазине. Понемногу они с дочкой пускали корни, обрастали добром.