Да, правы его родители. Ничего порой не бывает для человека столь губительным, как его собственное упрямство. Ну, чего его потянуло в эту журналистику? Мог бы, как и Стася, пойти в литературу и, вместо разоблачительных статей, писать исторические романы. Ведь он так хорошо рассказывал ей историю своего города, и слог у него хороший. Мог бы, как и его отец, закончить исторический и пойти преподавать. Этим же путём, кстати, пошёл Григорий, учащийся на втором курсе.
Видя своего друга в гробу, бледного, как полотно, Стася никак не могла поверить, что Миши больше нет. Хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться, но увы
Я ещё заметила, делилась Люба со Стасей. Миша в тот день был каким-то странным. Вроде бы ничего особенного, но как-то, что ли, грустно было у него на душе. Может, он чувствовал, что с ним что-то сделают.
Наверное. Он и письмо мне написал такое И, кстати, очень много писал о Вас.
Мне о Вас он тоже много рассказывал. Я, честно признать, сначала даже ревновала.
Да нет, мы просто друзья. А любил он Вас.
Потом я это поняла. Кстати, Миша давал мне читать Ваши рассказы. Они замечательные!
Спасибо, Люба.
Вернувшись домой, Стася первым делом взялась писать новый роман. Снова и снова вспоминала она минуты, часы, проведённые с Мишей в реале и в сети, записывала всё, стараясь не упустить ни одной детали. И, увлечённая работой, порой забывала смотреть на время и засиживалась до глубокой ночи.
Наконец, роман "Про Мишу Кравцова" был написан, и девушка отнесла его в "Интересные новшества".
Артур сперва отнёсся к её новому творению с любопытством. И оно вселило в сердце Стаси надежду. Но когда она пришла к нему за ответом, её словно окатили из ведра ледяной водой.
Я пошарил в Интернете, проверил, кто такой этот Ваш Кравцов. Очень сожалею, Стася, но принять Ваш роман я не могу. Видите ли, репутация обязывает. И вообще, мой Вам дружеский совет, выбросьте его. Ну, зачем Вам лишние разговоры? Ни к чему Вам афишировать свою дружбу с сомнительными личностями.
От обиды Стасю аж в жар бросило. Как? Назвать Мишу сомнительной личностью! Такого хорошего, замечательного.
Но с отказом пришлось смириться, ничего не поделаешь. Проглотив обиду, девушка пошла в "Простую жизнь". Калиновский тоже встретил её роман с интересом. Но когда прочёл, наотрез отказал.
Вы же знаете, Стася, как я к Вам хорошо отношусь. Но напечатать не могу не хочу лишних неприятностей. Этот Кравцов, говорят, в Америке жил тёмная это история. Верю, верю, что это неправда, но если люди думают именно так
Да брось ты это дело не заморачивайся, советовал ей Витя, когда Стася, получив отказ ещё в трёх издательствах, рассказывала ему о своих злоключениях. Всё равно ничего не добьёшься только отношения испортишь. Оно тебе надо?
Но Миша мой друг, робко возразила Стася. Был.
Понимаю, но этим ты его всё равно не вернёшь. Подумай лучше о себе, о нас.
"Пожалуй, Витя прав", подумала девушка и положила распечатанный роман в дальний ящик стола. Совсем выбросить то, что так долго писала, у неё не хватило духу.
А жизнь обещала сюрпризы один другого приятнее. Новый роман "Не обещай меня беречь", который Стася дописала вслед за этим, имел большой успех. Наверное, не было в Москве, да и во всей стране, за исключением разве что совсем уж глухомани, того, кто ни разу не слышал бы о нём. Имя Анастасии Заречной слышалось по радио, телевидению, мелькало на сайтах "всемирной паутины". Витя, чьё имя было не менее известно широкой публике, от души радовался триумфу своей невесты.
Да, невесты. В тот же вечер, когда счастливая Стася вместе с родителями и подругами праздновала свой успех, он подарил ей кольцо золотое, с коричневым топазом и сказал те заветные слова, которые девушка ждала с замиранием сердца:
Стася, выходи за меня замуж.
Назавтра пригласили в гости всех друзей, подруг, родных, и Витя торжественно объявил, что отныне он и Стася будущие муж и жена.
Шёл март-месяц, весна была не за горами. А с нею неумолимо приближалось и то, что Стасю ещё совершенно не волновало, но что впоследствии сыграло в её судьбе роковую роль, президентские выборы. В том, что новым главной государства станет Ядовцев, едва ли кто сомневался. Всё было заранее определено сверху и спущено вниз в виде тайного заказа.
Стася, никогда не интересовавшаяся политикой, и в этот раз осталась безучастной, продолжая, как и прежде, писать рассказы весьма далёкие от всех этих политических дрязг. Их печатали, читали, платили гонорары а значит, жизнь сложилась. На личном фронте всё тоже шло как нельзя лучше в августе Витя станет ей мужем. Что ещё для счастья надо?
Однажды майским вечером Витя сообщил Стасе, что задумал написать балладу о реальной жизни, а недели через две, наконец, прочитал ей.
Стася была очень удивлена:
С чего это тебя вдруг в политику потянуло?
А что делать, зая? В издательстве сказали я и написал. Как тебе?
Красиво, но как-то нереально. Слишком уж тут всё хорошо. И президент нереально хороший.
К её неожиданности, Витя ответил спокойным согласием:
Да конечно, всё туфта.
А зачем тогда писал? поинтересовалась девушка, с трудом обретя дар речи.
Потому что если я это не напишу, объяснил Витя, моей карьере, считай, хана. Меня тогда внесут в "чёрный список", и мои романы потом ни одно издательство не возьмёт.
Ты думаешь, президент лично будет это контролировать? засомневалась Стася. Или его администрация?
Президент, может, и не будет. Но есть такая вещь как самоцензура. Вот почему твой роман про Мишу не брали? Вряд ли им всем из администрации звонили и запрещали.
Да, пожалуй, разумные вещи говорит Витя. Если уже поступил заказ, его невыполнение может дорого стоить, слишком дорого. Поэтому Стася не осуждала жениха. Не сам он пошёл на лизоблюдство. Да и не стал бы он этого делать по своей воли. Виноват ли Витя, что так сложились обстоятельства, что его, по сути, заставили? А когда заставляют, тут уж два выхода: либо наступить на горло собственной песни, спрятав свою гордость куда подальше, либо пострадать за своё упрямство.
Бывает, правда, в запасе ещё парочка вариантов таких как уехать за границу или бросить писать, но оба казались Стасе нереальными. За границу уехать это только на словах просто. На деле же это масса проблем и с бумагами, и с обустройством. Да и тяжело всё-таки жить в чужой культуре, с чужим языком.
Бросить писать это и вовсе нереально. Это, пожалуй, даже страшней, чем сама смерть это значит похоронить себя заживо.
Так что, получается, нет у Вити другого выхода. Точно так же, как в своё время его не было у Горького, у Маяковского, у Шолохова.
Июльское солнце, словно медный шарик, закатывалось за горизонт, подмигивая на прощание в окошко своими озорными лучами, а заодно унося с собой изнуряющую жару частую спутницу летных деньков. Вдали небо окрасилось розовыми полосками. Деревья во дворе, одетые в зелёные шали из листьев, казалось, даже распрямились в предвкушении приятной ночной прохлады.
Как же хорошо было бы сейчас стать одним из этих деревьев, одним из облаков, что ласкало солнце! Да и просто туда, на улицу. А не сидеть в этой душной (несмотря на работающий кондиционер) комнате и барабанить по клавиатуре всякую ересь. Но от этого никуда не денешься, есть такое слово надо.
Снова и снова Стася вспомнила тот разговор с Артуром, который, собственно, и стал причиной теперешних мук.
"Вы очень хорошо пишете, Стася, говорил ей Артур. И я как издатель Вами доволен. Но все Ваши повести они, как бы это сказать, погружены в частности, что ли. Нет, они, конечно, хороши, но писателю такого уровня, как Вы, неплохо бы написать нечто более глобальное, скажем, о России в целом Да не робейте Вы так, я уверен, Вы справитесь. Главное позитива побольше. Ну, и немножечко про Ядовцева всё-таки он наш президент".