Мама страдала из-за этого дважды.
Во-первых, когда с легким смятением на лице рассматривала мои произведения, а во-вторых, когда видела мое отчаяние. Как деятельный человек и практически безупречная мать, она не пустила ситуацию на самотек. Мама купила пару коробок пластилина и предложила мне потренироваться дома.
Это, увы, не помогло. Дома получилось даже хуже, чем в садике. Один взгляд на животное домашней лепки ранил бы любого и заставил маму срочно предпринять отвлекающие маневры. Теплый чай с шиповником и второй том детской энциклопедии вернули мое спокойствие. Домашняя пытка лепкой была отменена, пластилин скрылся в недрах кладовки, но проблема оставалась.
Я творила опасных уродов. Один их вид мог покачнуть психику незащищенного наблюдателя. Никто никогда не мог даже предположить, что пластилиновый заяц может вызывать у психически здорового существа черную тоску и глубокую безнадегу. Мои пластилиновые питомцы с этим справлялись.
Отчаяние мое было велико. Оно таилось, ждало своего часа и накатывало каждый раз, когда в садике начинался урок творческого ваяния. Чтобы я ни делала, как бы ни старалась, мои зайцы и прочие медведи были жуткими. Из глубин души неосторожного зрителя они вызывали мрачную грусть, неосознанную тревогу и глубокое сожаление. В перспективе все человечество было в опасности. Сдаваться я не умела. Я упорствовала, но это не помогало. Этот был черный период в моей жизни.
Мама проконсультировалась с детским психологом. Психолог призвала маму не драматизировать ситуацию и позволить мне самой найти выход.
Наилучшим самостоятельно найденным решением для меня стало забраться под стол или в шкаф немедленно после создания пластилинового продукта. Это позволяло мне хотя бы не видеть его. Я стремительно лепила зверя, взирала пару секунд на него с горечью, понимала, что избавления не случилось, и забиралась в укрытие, откуда отказывалась выходить, пока скульптуры не выносили прочь.
Мой эскапизм и мое горе заметил Маленький Шнобель, хотя он сидел за другим столиком. В один из мрачных дней, уже сидя под столом, я увидела, как его ноги в красных носках приблизились к столу, за которым я дала жизнь еще одному монстру, и остановились. Через две секунды раздался звук удара. Я почувствовала небольшое сотрясение столешницы над собой, услышала тоненькое «Ой!» Динки и веселый гогот Павлика. Потом Маленький Шнобель залез ко мне под стол, глянул мне в глаза и сказал:
Не бойся, Ника, я его окончательно раздавил, его больше нет.
Я испытала острое чувство благодарности. Но я понимала, что проблема отложена, а не решена.
В следующий раз, когда наступил мой адский час лепки, Маленький Шнобель сел за наш столик и сказал:
Я знаю, что делать.
Я помотала головой так горько, как это может сделать пятилетний ребенок в ожидании ужаса.
Я все пробовала, не помогает, сказала я, стараясь не смотреть, как воспитательница расставляет коробки с пластилином и раздает дощечки для лепки.
Ерунда, надо сменить подход, сказал Маленький Шнобель, ты, Ника, будешь лепить моего зайца, а я буду лепить твоего.
Это был неожиданный ход. Я задумалась. Зайцы Маленького Шнобеля обычно занимали место в первом или втором ряду неписанного детсадовского рейтинга. Это было удовлетворительно. Но мне нужны были гарантии.
А если не получится? спросила я тревожно.
Ни вопрос, я раздавлю любого зайца, если ты захочешь, сказал Маленький Шнобель, только ты уж постарайся сделать его пострашнее и похуже. Страшное и плохое гораздо приятнее давить.
С этим проблем не ожидалось. Маленький Шнобель приступил к лепке моего зайца, а я взялась ваять зайца на заклание. Мы закончили минут через двадцать и поменялись зайцами.
Мой шнобелевский заяц был вполне приемлемым и не ранил никого из увидевших его. Мой личный заяц, перекочевав под юрисдикцию и в руки Маленького Шнобеля, был дополнен красными носками на задних лапах и подвергнут небольшой коррекции руками Маленького Шнобеля. Суть коррекции от меня ускользнула, но результат был потрясающим. На зайца можно было смотреть без страданий. И в нем определенно угадывался заяц, а не двурогий языческий демон или страшный индейский бог.
Мы не стали давить ни одного из зайцев. Небольшая проблема с авторскими правами была мудро разрешена воспитателем. Наше творение стояло в первом ряду два зайца в красных носках, держащиеся друг за друга, гордо смотрели в будущее. Надпись гласила «Совместная композиция Ники и Маленького Шнобеля». Это был успех.
Когда мама пришла за мной, а за Маленьким Шнобелем зашел его папа, они немного постояли у художественной экспозиции. Я не слышала их разговора. Потом папа Маленького Шнобеля вытащил из кармана телефон и сфотографировал сперва наших зайцев, а потом и нас с Маленьким Шнобелем. Это одна из главных фотографий в моей жизни. Маленький Шнобель прислал мне ее много позже, когда мы уже расстались навсегда.
Глава 8. Павлик и насморк
Мы с Маленьким Шнобелем быстро стали лучшими друзьями. У него было множество идей по исследованию и улучшению мира. Я помогала ему мощью своего интеллекта и дружеским участием.
Моя жизнь в детском саду мало-помалу наладилась. Я реже сидела под столом и других условно уединенных местах, а пела в основном на музыкальных занятиях и праздниках. Воспитатели привыкли к моим особенностям и не возражали против того, что я ела не всю еду и читала книжку во время урока рисования. Отвоевать тихий час для чтения у меня не получалось. Хотя иногда я успевала прочитать несколько страниц до того, как у меня изымали книгу.
В младшей группе я играла c Маленьким Шнобелем, Динкой, Витьком и Наилем. К нам часто присоединялся Павлик. Павлик был самым сопливым ребенком в детском саду. Насморк у него никогда не прекращался. Это было скользко и противно, но Маленький Шнобель Павлика не прогонял и другим не позволял. Маленький Шнобель твердо заявлял, что никто не виноват, что у него насморк и лицо мокрое. Такая беда может случиться с каждым.
Я не спорила. На стороне Маленького Шнобеля в этом вопросе была моральная сила. Несложный подсчет показывал, что если Павлик будет играть с нами, то в группе и, значит, на всей земле будет на одного довольного или даже счастливого ребенка больше. С этим не поспоришь, но мне было что сказать Маленькому Шнобелю:
Ты, Маленький Шнобель, не помогаешь Павлику, а только смягчаешь условия его насморочного существования.
А что ты предлагаешь, Ника? спросил Маленький Шнобель.
Надо не от критики и одиночества спасать Павлика, сказала я, а от причины всех его бед, то есть от насморка.
Что ты предлагаешь, Ника? опять спросил Маленький Шнобель.
Его надо вылечить, сказала я, не может быть, чтобы современная медицина не справилась с насморком. Все просто привыкли, что Павлик вечно сопливый. Мама Павлика целыми днями работает и не видит его, а бабушка не замечает его соплей, она совсем плохо видит, или не придает им значения. Возможно, ее детство проходило в суровых условиях мировой войны или обширного голода, и тогда приоритеты были другими.
С таким подходом Маленький Шнобель согласился. Мы решили разобраться в проблеме и пошли к медицинской сестре. Павлика мы взяли с собой, чтобы предъявить проблему на месте.
Медицинская сестра встретила нас приветливо. Маленький Шнобель объяснил проблему. Я добавила, что насморк препятствует развитию ребенка, его социализации в группе и повышает скользкость всего вокруг, что негигиенично и при дальнейшей эскалации может привести к травмам. Мы предъявили Павлика.