Известный методолог психологии В. А. Мазилов в своей работе подчеркивает именно мультидисциплинарный характер исторической психологии. По мысли автора, он заключается в одностороннем дополнении одной дисциплины другой, с сохранением определенной четкости междисциплинарных границ, предполагающей различие предметов, методов и результатов взаимодействующих дисциплин. Именно эта четкость, как считает автор, выступает условием успеха исследований, с чем трудно не согласиться. Ученый призывает сконцентрировать внимание на проблемах внутрипсихологических таких, например, как отсутствие единого предмета исследования, отражающееся на всех областях психологического знания. Совместно с В. Д. Шадриковым В. А. Мазилов предлагает в качестве предмета психологии рассматривать внутренний мир человека (на что указывал и Дильтей, обосновывая необходимость появления «науки о духе»). Соответственно, при таком подходе предметом исторической психологии является внутренний мир человека в историческом времени.
Нужно отметить, что единого представления о предмете исторической психологии у авторов нашего сборника нет, и в статьях даны различные его определения из работ В. А. Шкуратова, Е. Ю. Бобровой, В. А. Кольцовой, А. Л. Журавлева и др., наиболее полным из которых, на наш взгляд, является определение В. А. Кольцовой. Оно звучит так: «Историческая психология исследует психический мир человека в его обусловленности историческим временем; она изучает особый класс детерминант историческую детерминацию психики индивидуального и коллективного субъекта; рассматривает человека как носителя исторических норм и ценностей, объекта и субъекта исторического процесса. Ее предметом являются высшие этажи психики социально-историческое сознание та реальность, которая связывает человека с обществом, с человеческой цивилизацией, с историей в целом. Историческая психология раскрывает взаимообусловленность и связь истории развития человека и его психического мира с историей человечества; рассматривает, как человек вписывается в историю, творя ее и определяясь ею в своем психическом развитии» (Кольцова, 2011, с. 86). Это определение демонстрирует широкий спектр предметной области исторической психологии, в котором свое законное место занимают проблемы сознания группового и индивидуального субъекта, ценностно-смысловая и нравственная сферы личности, поведение и социальные взаимодействия в процессе исторического функционирования, а также психологическая составляющая самого исторического процесса. Не будет излишним при этом напомнить, что важно изучать психологические явления, возникающие не только в кризисные моменты истории, но и в стабильные, так как именно в относительно спокойные периоды возможно зафиксировать подлинную «историческую динамику в психологии человека» (Журавлев, 2004, с. 6).
Определение предмета исторической психологии недвусмысленно указывает и на ее объект индивидуальный или групповой субъект в его социальной и культурно-исторической обусловленности, а более узко на продукты культурной деятельности человека, в которых объективируется его психика: исторические источники, отражающие мысли, чувства, устремления, установки, ценностные ориентации, идеалы их создателей. Объект исследования в исторической психологии рассматривается в реальной среде его существования, в естественной динамике его возникновения и развития.
Историческая психология является реконструкционной дисциплиной, а психолого-исторические исследования опосредованными, интерпретационными, и это в какой-то мере ограничивает возможности исследователя и делает необходимым привлечение количественных методов для обработки полученных результатов, что в свою очередь выступает одной из проблемных областей исторической психологии.
Интересную точку зрения на методологические проблемы исторической психологии излагает О. И. Литвинюк. Автор выделяет психологический портрет эпохи как единицу анализа исторической психологии и исходя из нее в качестве предмета предлагает рассматривать филогенез онтогенеза в социогенезе. При этом объектом исследования, по мнению автора, выступят «экспликации психических свойств и функций членов социума на разных стадиях его существования». О. И. Литвинюк также указывает на идиографичность и идеографичность исторической психологии. Идиографичность была выделена В. А. Кольцовой в связи с уникальностью исследований в данной области. Идеографичность исторической психологии обусловлена наличием у нее собственного тезауруса, т. е. «упорядоченной совокупности овеществленных в текстах знаний, понятий, значений». Из этого следует, что, во-первых, «историческую психологию надлежит описывать идеографически через синопсис». Во-вторых, так как она имеет междисциплинарный характер и, следовательно, не может избежать погрешностей, связанных с субъективизмом интерпретаторов, возникает необходимость «дифференциации смежных с нею наук по какому-либо признаку». В-третьих, неизбежна психологизация исторической психологии, так как только методологический аппарат психологии дает возможность, как пишет автор, «проанализировать психологический компонент в выделенных исторических факторах». Для преодоления стоящих пред наукой проблем О. И. Литвинюк предлагает обратиться к методам психосемантики и когнитивной психологии, а также психологии личности, социальной психологии и этнопсихологии. Методы психологической науки дают инструментарий исторической психологии для изучения ее предмета, а смежные науки снабжают ее фактами. Автор делит эти методы на ядерные (психологических наук) и приядерные. Имеется также прослойка вербальный язык, который отражает свойство психики и имеет материальное выражение, следовательно, необходимо также прибегнуть к методам психолингвистики в психолого-исторических исследованиях. О. И. Литвинюк полагает, что именно в таком виде историческую психологию можно рассматривать как психологическую науку, уже сформировавшую свою методологическую платформу.
В исследовании Е. Н. Холондович показано, что в настоящее время историческая психология обращается к методам как смежных с психологией дисциплин, так и различных социогуманитарных наук. Это отражено в гибкой и в какой-то мере универсальной процедуре психолого-исторической реконструкции. Общенаучные, специально-научные и конкретно-предметные методы, входящие в ее состав, взаимно дополняют друг друга и позволяют всесторонне изучать внутренний мир человека в историческом контексте.
Исходя из вышеизложенных положений можно сделать вывод о том, что историческая психология имеет особый статус в психологическом знании, так как ее исследования характеризуются комплексной направленностью, междисциплинарностью и выходят на уровень взаимодействия дисциплин, по типологии Б. М. Кедрова. Подробнее об этом пишет В. А. Рафикова в статье нашего сборника. Указывая на такие современные тенденции в развитии науки, как глобализация и частичная унификация, автор настаивает на расширении междисциплинарного сотрудничества истории психологии и исторической психологии. Рассматривая персоналистическую составляющую развития психологического знания в годы Великой Отечественной войны, она выделяет детерминирующие его политические, социальные, культурные факторы. Личность ученого исследуется в соответствии с культурно-историческими особенностями эпохи. Такой ракурс рассмотрения, как считает автор, может расширить и дополнить существующие подходы к изучению личности в истории психологии.