Александр Сергеевич напузырил бокал через край, чокнулся с теми, до кого дотянулся, остальных обвел глазами и махнул драгоценную влагу залпом, а потом хрястнул хрусталем об пол. Все загомонили, зазвенели приборами, засмеялись и расслабились. Юнгеров куражливо помотал головой и, пробормотав известную присказку по поводу первой и второй[2], потянулся к пузатой бутыли водки:
А давай-ка мы, брат, водки треснем А?
Эту фразу Юнкерс адресовал не кому-нибудь, а полковнику Крылову Петру Андреевичу, заместителю начальника уголовного розыска всего Петербурга.
А то! ухмыльнулся полковник. Дай-ка бутылек
Крылов был одногодком Юнгерова, но почти совсем седым. Седина ему, конечно же, шла. В Петре Андреевиче крепкая крестьянская жилка чувствовалась даже со спины. В драках он не «рукопашничал», а сразу целился в кадык, в разговорах при первом знакомстве всегда норовил чуть разозлить собеседника, чтобы понять его натуру. Злить же умел просто взглядом прямым и твердым, как бревно в лоб.
Нетушки, Петя, Юнгеров не позволил полковнику разлить. Я говорю сегодня, я и ухаживаю Специально лакеев разогнал. Сами как-нибудь справимся, если не передеремся А что? Люди собрались разные, не факт, что все друг с другом ладят Ничего, если какие-то трения так это лишь до первой атаки
Александр Сергеевич ловко наполнил два стопарика, которые когда-то называли «сталинками». Их ему специально нашли на толкучке, Юнгеров и Крылов обожали пить именно из них. Крылов, надо сказать, вообще любил все «сталинское», а у Юнкерса так проявлялась ностальгия по деду кадровому военному, «сталинскому соколу». Еще покойный дед ассоциировался у хозяина со стоявшим тут же, на «кухоньке», резным, метра три высотой, «генеральским» буфетом.
Держа в одной руке стопарик, Юнгеров, умудряясь не расплескивать его содержимое, начал обходить остальных и разливать: вина, водки, коньяки и всякое разное остальное кому что нравилось. Разливая, приговаривал, чтобы паузу заполнить:
Вот это это один олигарх говорил, что круче нету А это это из Испании с уважением прислали вроде бы какой-то гений любил а это это хрен знает, что это, но, думаю, не отравимся
Когда у всех было налито, Юнкерс поднял высоко свой стопарик и сказал весело, но с надрывом:
Давай, ребята, закусь разбирай, чтоб быстро не напиться! Схряпаем это усе! Мы ведь можем и сало, лично я больше всего люблю жареную картошку с докторской колбасой, но! Но сегодня мы будем есть ЭТО! Вот так им всем!
Он заражал своей энергией и аппетит просыпался даже у тех из гостей, кому поначалу и есть-то не очень хотелось, да как удержаться в таком раблезианском, но очень русском разгуле?
Пью за Петра! Юнгеров опрокинул в себя стопарь, закусил чем-то с чьей-то тарелки, подышал носом и, пока все заедали тост, начал негромко рассказывать впрочем, акустика в «кухоньке» была отменной, так что слышали все отчетливо каждое слово, даже на противоположном конце людоедского дубового стола: Итак, Петр Крылов, прошу любить и жаловать! Первый он мне под руку подвернулся стало быть, так тому и быть! А дело было так: много лет назад, в другой жизни, привезли меня в один таежный лагерь. Не скажу, что как падаль по грязи волокли, но и малиновые дорожки не стелили Подустал я от всей этой пурги на корточках, от овчарок промозглых и вохры в вонючих тулупах. Чуть отоспался на новом месте и зовет меня к себе кум[3]. Ну, захожу. Захожу так уважая себя, но настороженно. Мало ли А вдруг там устав такой, что с порога да в рыло? А за столом сидит человек, лоб трет устало. И спрашивает вдруг: «А чего это ты шапку в коридоре снял, а не при мне в кабинете?» Я молчу, руки на яйцах замочком сложив. Ну не за спиной же мне их держать, как мужику?! А он снова спрашивает: «Откуда и зачем?» Мол, не звали. А я ему: «Пришел за дело, но вину не признаю, да и не доказана она, кстати!» Он ухмыльнулся и зубом цыкнул: «Чую, звонком[4] отсидишь». Я в ответ: «Не хотелось бы, конечно, но ежели именно так родине-матушке надо готов пострадать, пика не услышишь!» Он: «Все семь?» Я: «На одной ноге, ежели поперло на характер!» Да И вот посмотрел ты тогда на меня, Петя, по-человечески. Вот, дорогие мои, это как бывает, женщина на мужчину глянет через стол и вроде бы муж не замухрышка рядом, а уже кое-что понятно Я взгляд тот поймал и тоже глазами улыбнулся А кум Крылов говорит: «Иди с Богом, отдыхай, впереди вечеров не счесть, успеем еще покалякать про всякое разное». И снова рукой лоб трет Вот прямо как сейчас!..
И Юнгеров положил руку на плечо полковнику, действительно чуть смущенно потиравшему лоб. Крылов хмыкнул, схватил два ножа и начал осторожно делить ими на части какую-то диковинную снедь в тарелке видимо, скатерть забрызгать боялся. Но все же забрызгал. Александр Сергеевич плеснул себе и ему водки, и они выпили только вдвоем. Юнкерс крякнул:
Хорошо пошла! Эх, была не была! Счастье есть! Да А потом, потом много чего было Друг друга брали на «рры». Потом стебались друг над другом интересно нам так было. Потом кофе растворимый пили до полуночи, рассказывая про жен и про не жен потом резня была в шестом отряде из-за трехлитровой банки с коньяком потом потом мы друзьями стали и вместе много чего хорошего сделали для зоны. Ну и для себя тоже. Короче, это вот Петр Крылов он меня на свободу вытащил! Кум! А мне так с ним понравилось, что даже и выходить не хотелось. Жалко расставаться было ужас! Прям хоть обратно за КСП[5] прыгай! И стал я тут кумекать. Напряг мозг. И вытащил Петра из его тайги к нам в Питер. Непросто это было, а самым непростым его самого уговорить. Но сладилось, и стал он у нас начальником, и притом любимым начальником у многих! Ой, сколько же он у меня крови выпил! Ты, Петр, лоб-то не три Я не буду говорить о том, насколько в Питере меньше упырей стало, многие наслышаны Первого пойманного здесь душегуба-насильника он забил в мясо, сам чуть не сел Да Тот маньяк вменяемый, кстати, когда мальчиков насиловал, то рвал им все Простите, милые дамы, но как по-иному объяснить Впрочем, которые за этим столом сами не из слабонервных Да, так вот тогда Петя все ж таки не сел его внутренняя правда мира защитила
Сидевшим за столом не надо было объяснять, что Крылов помог Юнгерову выйти на волю побыстрее не за деньги, Александр Сергеевич никогда бы не посадил за стол среди своих купленного человека. Но Юнкерс все же решил сказать и об этом, словно отвечая на чьи-то злые шепотки:
И если где какой-нибудь пес поганый лает, что, дескать, Крылов человек Юнгерова Я и мои друзья мы все хрястнем его по харе и скажем: «Врешь, животное, Крылов человек, опер прекрасный и друг Юнгерова, а этого тебе, курица копытная, никак не понять!» Некоторые пытались Ну, начальник ГУВД Крылову даже сказал как-то: «Ты, Петр, парень видный и незаменимый, а все же будь поосторожнее». А он поосторожнее не стал! Нельзя дружить осторожно. Помнишь?
Да всякое было, Крылов усмехнулся и налил себе еще стопарь. Я как-то одному коллеге сказанул, когда он объяснял нам, что тебя привлекать надо, правда, сам не мог четко сформулировать за что Я ему так, по-уральски, в харю прицелился и говорю: «Юнгеров не очень хочет, чтобы у него что-то эдакое нашли, и поэтому он сделал так, чтобы у него никогда и не искали» Тот и не нашелся, что ответить. Сейчас, кстати, большой человек в центральном аппарате и с тобой в хороших отношениях.
Володька, что ли? усмехнулся Юнкерс.
Он, хмыкнул полковник. Еще пальцем мне тыкал Я ему сказал пальчик-то побереги, сломаю
А что ж ты мне раньше-то не рассказывал?
А велико ли событие? приподнял плечи Крылов. Александр Сергеевич рассмеялся и махнул рукой:
Ой, да не сбивай ты меня, бес Я сам собьюсь Да, многие начальники хороши хотя бы тем, что за деньги твои же тебе же зла и не сделают. А вот с Петром у нас совсем другая песня Да, кстати, о песнях Где песни?