Ну он то думал, что действительно должен убить Бабушкина. Побледнел, весь затрясся, но держался молодцом. Не упал, сознание не потерял, даже пистолет не выронил. Да я и сам немного растерялся, не ожидал выстрела. Хорошо хоть, заранее в сторону отошел, а то бы запачкался в крови. Потом опомнился, забрал гильзу, вытащил Кузнецова из квартиры, и пошел к Вам.
А соседи могли услышать выстрел?
Могли, конечно. Но этажом ниже Бабушкина на весь подъезд орали какие-то алкаши. Если даже кто-нибудь посторонний и услышал хлопок, то вполне мог подумать на них.
Хорошо, машинально ответил секретарь, а ему в голову пришла интересная мысль.
А станет ли вообще власть объявлять о смерти Бабушкина в такой неподходящий для нее момент, перед Днем вакцинации? Ведь реакция горожан на убийство Андрея Николаевича может оказаться весьма и весьма неоднозначной! Если власти не сумели уберечь от смерти свой главный рупор пропаганды, то на какую тогда защиту смеет рассчитывать простой житель города? Да и партия антиваксеров сможет раздуть из убитого редактора неплохой костер и знатно проехаться по этой теме, взбудоражив умы граждан и сделав им отличный подарок ко Дню вакцинации. Хотя, конечно, в администрации могут просто замять факт убийства и объявить, будто Бабушкин умер, ну скажем, от банального инфаркта, тем самым немного сгладив ситуацию.
Сам того не подозревая, Иван Иванович рассуждал точно также, как и Глава города, Евгений Васильевич Соловьев. И чем дольше думал Лопатин, тем лучше он понимал, что ему не стоит пока предпринимать никаких активных действий, а надо посмотреть сначала, как поступит в этой ситуации власть. Разумеется, даже если Бабушкина объявят умершим от инфаркта, его убийство все равно будут расследовать, хоть и в строжайшей тайне. Но какие улики у следствия могут быть против антиваксеров? Да никаких. Если Штык с Олегом не оставили в квартире следов, то выйти на них будет очень трудно. Тем более, что у партии антиваксеров не имелось на данный момент ни единой причины убивать Бабушкина, и силовики об этом прекрасно знали. Внезапная смерть редактора оказалась одинаково невыгодна сейчас и властям, и их противникам.
Хотя, конечно, не стоило заниматься самообманом. Иван Иванович вполне представлял себе возможности современной криминалистики, и прекрасно понимал убийц в конце концов разыщут, пусть и не сразу. А найдя их, моментально поймут, кто является настоящим заказчиком преступления. И в ФСБ никто не будет слушать версию несчастного поэта о том, что все произошедшее лишь невинная шутка, ведь фсбешникам неведомы творческие муки. И сядет тогда Иван Иванович очень надолго. А с учетом его преклонного возраста навсегда.
Как ты думаешь, труп Бабушкина обнаружили? спросил секретарь.
Сомневаюсь, ответил Штык, живет он один, вряд ли кто сегодня придет к нему в гости, полночь скоро. Думаю, хватятся завтра, когда он не появится на работе.
А Олег случайно не побежит в полицию? Вдруг нервы сдадут, пойдет, да и все там расскажет? спросил Иван Иванович.
А зачем? Его же сразу арестуют. Он хоть и дурак, но не до такой степени. Тут пожизненным пахнет, если дело на него заведут, ответил Штык.
Да кто его знает, медленно проговорил секретарь, давай ка на всякий случай сделаем так. Ты присмотри до утра за Кузнецовым, чтобы он не побежал сдаваться сдуру, а кого-нибудь из наших отправь потолкаться возле дома Бабушкина. Только сам не вздумай там появляться.
А за домом для чего наблюдать? спросил Штык.
Я хочу знать, во-сколько труп найдут, и как обставят дело, официально или нет. Если открыто объявят об убийстве, то начнется опрос соседей, приедет скорая, куча полиции, все на ушах будут стоять. А если решат замять пока смерть редактора, то по-тихому увезут труп, и сохранят его убийство в тайне. А мы с тобой в итоге поймем, куда нам дальше двигаться. А то может в лес пора уходить, в партизаны, Иван Иванович невольно улыбнулся.
И вдруг в голову ему пришла гениальная мысль, как выйти сухим из воды в сложившейся ситуации. Если всем известно, что антиваксерам не нужна смерть Бабушкина, значит надо найти тех, кто в ней заинтересован, да и сдать их в руки ФСБ. Может ведь объявиться в городе какая-нибудь новая крайне радикальная организация, решившая начать свою преступную деятельность с эффектного и громкого убийства? Конечно! А если не может, так значит надо помочь ей родиться на свет. И хитрый Иван Иванович уже начал догадываться, кто из знакомых ему людей сумеет возглавить эту организацию.
Глава 13. Мать
(вторник, 22:30, четверо суток до Дня вакцинации)
В полумраке темного двора, куда Олег зашел, чтобы срезать путь, было тихо. Они со Штыком расстались у подъезда Бабушкина. Напарник растворился в черноте улицы, а киллер уныло поплелся домой, стараясь хоть немного привести в порядок мысли. Жил он недалеко от Андрея Николаевича, на Калужской, и пошел напрямик, через знакомые дворы. Когда он заметил компанию людей, стоящих возле одного из домов, было уже слишком поздно сворачивать или убегать.
Эй дядя, закурить есть? от компании отделилась тень и пошла на Олега вихляющей походкой.
Нет, ответил Кузнецов, сбавляя шаг, не курю.
А ты чо дерзкий то такой, обрадовалась тень и подошла вплотную, но тут же разочарованно выругалась, узнав Олега. Это оказался его сосед Витек, парень лет на десять младше Кузнецова, вечно торчащий по закоулкам со своей компанией и промышляющий мелким гоп стопом.
Совсем офонарел, сказал гопник, по темноте один шарохаешься! Ты хоть знаешь, сколько мудаков сейчас на улицах?!
Олег ничего не ответил, повернулся и пошел в сторону дома. Витек хотел было еще что-то сказать, но его остановило странное пустое выражение глаз соседа, поэтому он лишь пожал плечами и направился обратно к своей компании.
Киллер без дальнейших приключений добрался до подъезда, тоже с неработающим домофоном, поднялся по лестнице и открыл дверь в квартиру. Но не успел Олег войти внутрь, как в ту же секунду из комнаты матери раздался ее привычный пронзительный голос.
И где ты шляешься, я тебе звоню, ты трубку не берешь, абонент недоступен, у меня давление двести сорок, полдня на кровати валяюсь, а тебя все нет, думала в морг уже звонить, совсем мать не любишь, хочешь в гроб ее свести, у меня предынфарктное состояние, а скорую даже некому вызвать, я тебя растила одна, не спала ночами, думала, что опора мне будет в старости, неблагодарный, такой же толстокожий, как сестра твоя, чувствую, умру я скоро, придешь домой, а мать мертвая лежит, да ты и не заметишь даже, давление меряю, на цифры смотреть страшно, а тебе плевать с высокой колокольни, шляешься где-то и на звонки не отвечаешь, голодный еще поди, я ужин три раза подогревала, грею и плачу, а давление скачет как сумасшедшее
Под этот монолог Олег, давно выучивший его наизусть, разделся, вымыл руки и зашел в комнату матери.
Дай-ка я тоже давление померяю, сказал он, что-то чувствую себя не очень.
Но мать проворно спрятала тонометр под подушку.
Да ты как бык здоровый, с чего вдруг у тебя давление появится, сказала она, пошли ужинать.
Мать соскочила с кровати и побежала на кухню, продолжая говорить. Сын поплелся за ней следом.
Соседка то наша дура, с шестнадцатой квартиры, баба Глаша, начиталась этой «Зари коммунизма» дебильной, пошла и вакцинировалась. Уж я орала на нее, орала, а она как идиотка смотрит на меня и только глазами хлопает. Говорит ну в Заре же неправду не напишут! представляешь тупая какая, газетам верит. Так что ты думаешь, пока она после укола больная лежала с температурой, ей платную подписку на телефон подключили!