При нас, ответила Лечинская.
Сюда двое забегали?
Да, в ту сторону пробежали.
Сержант обратился к девушке:
Студентка?
Та лениво оторвала губы от соломинки:
Да. А что, запрещено?
Студентка она у нас, студентка, извинительно заторопилась Нина. В аграрном учится. Мы уходим уже.
Это правильно, согласился патрульный. Будьте здоровы.
Вышел из кафе, направился к нервно похохатывающим товарищам по оружию.
Спасибо, поблагодарила Лечинскую девушка. Кивнула на остатки в графине Нальёте?
Почему нет? Нина разлила водку по рюмкам. Будь здорова, шали поаккуратней.
Выпили. Лечинская положила на меню деньги, махнула официантке. Та кивнула в ответ, вернула мобильник хозяйке, взяла купюры, вопросительно посмотрела на предмет сдачи.
Не нужно, подтвердила Нина. Спасибо, до свидания. Будьте здоровы.
Будьте здоровы, привычным с недавних пор вежливым форматом повседневного этикета подтвердила студентка. Спасибо за телефон и вообще.
Не за что, приходите ещё. Будьте здоровы.
* * *
На улице Лечинская взяла девушку под руку.
Тебя как зовут-то, «дочь»?
Фёкла. Можно смеяться, самое время.
Нина рассмеялась вполне естественно. Менты не обратили на них внимания, слушали бубнящую рацию.
Свернули за угол, шли не спеша. В отдалении надрывались полицейские сирены.
Меня Нина, Нина Яковлевна, это была лишняя информация, но легенда, озвученная представителю власти, требовала минимальной подтверждающей фактологии. С худграфа?
С него, родимого.
Специальность?
ДПИ.
Арнольд Степанович ещё завкафедрой?
Куда он денется, старый хрыч.
Действительно, куда он денется. Лютиков преподавал декоративно-прикладное искусство на худграфе, казалось, всегда и ещё во времена студенчества Нины слыл большим специалистом по части учащейся молодёжи женского пола. Потом выяснилось, что имелись специалисты и по мужскому полу, но атмосфера на худграфе была свободная, вольная в смысле сексуальных предпочтений. По крайней мере, в преподавательской среде. И по крайней мере, в бытность Нины доцентом.
И Арнольд помог с несколькими крайне нужными сразу после возвращения заказами. Слегка с барского плеча, как у него водится, но не ушёл в отказ, не увильнул от встречи, как многие. А мог бы: в текущем историческом периоде кафедра ДПИ вышла во флагманы худграфа потребность государства в декоративно-прикладном искусстве намного превышала потребность в неподконтрольном самовыражении творцов скульптуры, эстампа и станковой живописи. Впрочем, отчётные выставки большей частью предлагали зрителю творения современного государственного позитивизма, позволяющие народу сплотиться вокруг важнейших задач президента Земскова, назло надменному западному соседу. Отсель грозить мы будем и проч. На этом фоне вся условная хохлома птенцов гнезда Арнольдова смотрелась почти безобидно, как мороженое в руках боксёра.
Ладно, привет ему.
От кого?
От Лечинской.
Это тоже лишняя информация, но Нине была симпатична юная Фёкла, рисовавшая что-то, судя по всему, политически-непотребное возле «Поплавка», из-за чего ребятишкам пришлось пойти на резкий конфликт с ментами. Возможно, привет, переданный студенткой от Лечинской, поможет ей в будущем заслужить лишний балл на курсовой у зануды Лютикова.
Передам. Могу телефон записать, если хотите.
У меня нет телефона.
Фёкла метнула быстрый понимающий взгляд. Не дёрнулась в тревожности от знакомства с пораженкой. Прошли те времена, когда печать социального статуса была маркером отлучения.
Ясно. Ладно, мне на Белинского. Спасибо вам за кафе.
Шагай, Фёкла. Удачи тебе. Будь здорова.
И вы.
Девушка свернула на улицу Белинского, шла беззаботной юной походкой под ярким солнцем, искрящимся в распущенных волосах. Так ходили герои старых чёрно-белых фильмов, считавшихся классикой ещё в юности Лечинской, «Я шагаю по Москве», например. Пусть у нас и не Москва.
Лечинской захотелось побыстрее вернуться домой, чтобы зафиксировать на листе это ощущение сегодняшней тревожной молодости. «Акварель, решила Нина. Пусть будет акварель».
Тут как раз подошёл дребезжащий трамвай четвёртого номера, шедший до окраинного Кордного посёлка, где после отбытия исправительного срока сняла занедорого однокомнатную малосемейку Лечинская. В связи с возросшей текучкой свободного населения страны цены на рынке съёмной недвижимости были щадящие, посильные для полноценных и не вполне граждан.
* * *
Записка Лечинской на листке из блокнота официантки кафе «Поплавок».
«Привет. Это Н., ты мой почерк ещё помнишь, надеюсь.
Я вернулась. Давно уже вернулась. Не верю, что ты не слышал, и знаю, что ты жив и не на исправлении. Надеялась, что сам захочешь меня найти это было несложно, но ты не захотел. Я понимаю, почти четыре года прошло. Всё в порядке. Просто вдруг захотелось всего того, что было, извини.
Так вот. Я тебя по-прежнему люблю, ты дал мне самое главное понимание себя. И я тебе за это буду благодарна всегда. Просто хочу, чтобы ты знал.
Попрошу В. бросить записку в твой почтовый ящик. Надеюсь, он не откажет.
Без малейшей надежды, просто вдруг тебе тоже что-то про нас такое вспомнится, сообщаю, что весь август буду работать в мастерской З. И если смож»
Глава 4. Артёмов
Как-то так вышло, что в Зареченске за всё долгое время службы побывать не довелось. Даже странно: один из немногих сибирских мегаполисов, важнейший центр оборонной промышленности остался в стороне от командировочных маршрутов. Заречье отмечалось в сводках регионом умеренным, без экстремистских излишеств. И начальник местного управления генерал Бурцев числился в главном кадровом резерве центрального аппарата Государственной службы надзора. Спокойный, обстоятельный мужик, выросший там, на месте, из рядовых оперов. По всем квартальным отчётам Зареченск ни разу не проходил в красной зоне он и в оранжевую-то попадал крайне редко: не взрывной Кавказ, не подпольное Поволжье, не мятежное Приморье. А вот поди ж ты.
До встречи с Бурцевым Артёмов придвинул объективку: Сергеем Пантелеевичем, да оставался час.
Ты поговорить хотел, в летнюю беседку заглянул Глеб. У меня есть полчаса.
Артёмов-младший упругой спортивной походкой прошёл к холодильнику, достал бутылку пива.
Тебе?
Давай «Жигулёвского».
Всё равно с Бурцевым разговор пойдёт в неформальной обстановке. И не факт, что этот разговор окажется менее важным, чем предстоящий с сыном.
Глеб вытащил заодно блюдо с порезанным копчёным судаком, поставил на стол, сел напротив. «На кой чёрт они себя этими наколками уродуют? Причудливые татуировки сплошь покрывали плечи сына замминистра. Случись что по криминалу, его же в зоне под микроскопом рассмотрят, и не факт, что не найдут что предъявить». Артёмов привычно вздохнул о непредсказуемой судьбе Глеба. Тому отцовские вздохи были до звезды.
У меня вечером встреча с друзьями. «Мерс» возьму?
Возьми, Артёмов помнил, что «Харлей» Глеба апгрейдит какой-то крутой спец из Химок, а сам он не планировал выбираться в столицу в эту субботу, тем более на дачном минивэне. Тут вот что
Слушай, я маме уже говорил, что не намерен жениться до диплома.
Сын ловко разделывал руками рыбу, был спокоен. Жаль, что придётся это спокойствие слегка нарушить.
Да хоть завтра женись, не в этом проблема.
А в чём?
В последствиях.
Последствия со всех сторон положительные: молодая семья, чудесные внуки. Что ещё нужно, чтобы спокойно встретить старость в этом дивном уголке тихого Подмосковья? Ты же не намерен бороться с врагами Отчизны до последней стадии Альцгеймера?
Ты друзей своей Людмилы хорошо знаешь?