Что рассказывать, Коля? Будто сам не знаешь, на какую работу толкает нищета.
Это да согласился Краснов. Но, как я заметил, Сюзи живёт не бедно. И не похоже, чтобы она была с панели, определённо эта женщина его заинтересовала, и Алябьев ответил:
Сюзанна сама по себе. Она периодически находит богатых любовников.
То есть из «свободных художников»? Понятно. Впрочем, оставим баб! Кажется, ты мне говорил, что мсье Мартен даёт тебе бесплатное жильё в обмен на работу вышибалой?
Не так, чтобы вышибалой Скорее, чтобы присматривать за его дочерью, чтобы её, не дай бог, не обидели, только и всего. Посмотрим
Ну-ну, посмотри. И подумай насчёт того, о чем я тебе говорил, о такси.
Опять, кстати! Я вчера перед тем, как мы с тобой начали гулять, спрятал кое-что в твоей машине под сиденьем, Алябьев показал короткими жестами, чего именно он спрятал и добавил: Да и чемодан в ней остался.
Краснов засмеялся:
Я всегда говорил, что в рассудительности тебе не откажешь. Ты как в воду глядел! Если бы не спрятал, так накрошили бы мы с тобой в том кабаке себе на горе по самое горло! Это точно! Не переживай! Ни шпалеры, ни ножи, не пропадут! Сегодня же верну твоё оружие и чемодан. Ты где нынче будешь, а?
Как раз неподалёку от твоей вчерашней стоянки. Магазин «Маскарад» знаешь? Ровно в три часа дня я к нему подъеду. В это время мой фургон там единственный.
Замётано, обещал Краснов и вновь напомнил: Так ты, Серёжа, подумай насчёт такси. Где меня найти знаешь. И не пропадай!
На Севастопольском бульваре однополчане расстались. Каждый из них отправился своей тернистой дорогой. В таксисты Алябьев так и не пошёл. Не пошёл, и всё тут!
Сейчас, идя под дождём к Милане, Сергей Сергеевич вспомнил этот эпизод из своей жизни и улыбнулся: Краснов, конечно же, зашёл к Сюзанне за своим золотым портсигаром, и началась их сердечная история. Скоро они переехали в другой округ Парижа, где Сюзи не знали как проститутку. Она оставила своё ремесло и устроилась переводчицей в итальянское посольство. Николай по-прежнему работает таксистом. Они живут, душа в душу, у них уже была помолвка и через месяц будет свадьба. Да, такая вот она жизнь.
Миновав площадь Этуаль, Алябьев вскоре подошёл к пятиэтажному дому, где находилась квартира господ де Маршаль. Дверь ему открыла не служанка Жанна, а сама Милана. Она словно стояла за ней в ожидании своего гостя.
Серж, ты опоздал на четыре минуты, с нарочитой сердитостью сказала она, подставила ему щёку для поцелуя, но тут же отстранилась и воскликнула, глядя на его ноги:
Господи! Да какой же ты мокрый-то?! И с зонтом? Ты пешком шёл?! А твоё авто?
Чуть-чуть сломалось. Решил прогуляться.
У Миланы дрогнула нижняя губа она поняла: денег на такси у Алябьева не было. Она снова подставила ему щёку, и когда Сергей Сергеевич коснулся её губами, распорядилась:
Иди в ванную. Я принесу тебе сухую одежду.
Может, сначала рюмку водки?
А может по сопатке? по-матерински одёрнула она. Марш в ванную! Водка подождёт. Я скажу и они тебя тоже подождут, не засохнут.
Алябьев не стал задавать лишних вопросов. Ему и так было ясно: служанку отпустили раньше положенного, в квартире находятся какие-то «они», и супруг Миланы, вероятно, сейчас с ними, отчего и не вышел его встречать вместе с женой, как он обычно поступал. Значит, госпожа де Маршаль действительно вызвала его для какого-то серьёзного дела. Мужчина стянул с ног свои сырые «американки» и на носочках поспешил в ванную. Не успел он снять носки, как и Милана поспела. Она принесла ему полный мужской набор: новый чёрный костюм-тройку, новую рубашку, новый галстук, новые носки и туфли. И как было видно, последние были вынуты только что из коробки.
Вот, купила вчера к твоему дню рождения, сказала женщина. Уж чего-чего, а твои-то размеры я знаю. Они ведь у вас с братом были одинаковыми.
Верно, одинаковыми. Старший брат Миланы Андрей Игоревич Радеев был лучшим другом Алябьева. Да что там другом, братом был. Даже роднее чем Краснов. Отсюда и сама Милана была Сергею Сергеевичу как родная сестра. Когда она родилась, ему и Дюше так он называл Андрея было уже по пять лет. А когда Миланка подросла, то как, бывало, они на пару нянчились с ней?! Причём, никто ведь их не заставлял. Сами водились, по своей инициативе. Андрей в Миланке души не чаял, отчего и Сергей не отставал чаять.
Эх, Дюша-Дюша! Не стоять бы сейчас Алябьеву перед его сестрой, если бы не он. Нет, не стоять, а лежать в сырой юшуньской земле.
Между тем Милана продолжала:
Но уж если случилось так, как теперь, не дождались мои подарки твоего дня рождения, так сейчас одевайся и носи на здоровье. А то совсем ты, дружок мой, отрепался. Совсем я тебя, Серёженька, запустила, а к дню рождения я тебе что-нибудь другое придумаю.
Сергей Сергеевич стал смущенно говорить, что его одежда вовсе не старая, что буквально на той неделе он приводил её в надлежащий вид, но Милана отмахнулась:
Оставь её, Серёжа. Жанна завтра утром ею займётся. В эту пятницу придёшь к нам на ужин и заберёшь: выстиранную, высушенную и выглаженную. Наконец, она протянула ему деньги тысячу франков, и сказала: Как ты обязан Дюше, так и я тебе. И попробуй только отказаться! Через полчаса ждём тебя в гостиной.
«И попробуй только отказаться!» это были последние слова Андрея Радеева, сказанные им перед смертью Сергею Алябьеву. Тогда Корниловская ударная дивизия с наступлением темноты, оставив Перекопский вал, отошла на Юшуньские позиции, надо сказать, плоховато приспособленные для обороны. На рассвете красные большими силами при поддержке артиллерии пошли в атаку. Корниловцы сдержали яростный натиск. Отступив, противник залёг в какой-нибудь сотне метров и, похоже, что ненадолго готовился к новому штурму.
Алябьев и Радеев, привалившись спинами к стене окопа фактически канаве, закурили.
Если ещё раз так атакуют, то, пожалуй, выжмут нас, предположил Дюша.
Сначала кишки надорвут, позлился Алябьев, прислушавшись к доносившейся стрельбе на правом фланге, и вдруг разом стихнувшей. Мне кажется, что красные там прорвались.
Бросив окурки папирос, оба офицера приподнялись над бруствером, оценивая обстановку на своём участке. Перед окопом на «колючке» неподвижными чёрными мешками висели трупы. Они валялись вповалку и отдельно, как перед самой проволокой, так и за ней. За «колючку», найдя свою смерть, прорвались лишь единицы. Один из них большой грузный матрос, лежал буквально в двадцати шагах от окопа, и его поза Алябьеву не понравилась. Он лежал на животе, уронив голову в бескозырке на согнутую в локте левую руку и вытянув вперёд правую, с зажатым в кулаке большим длинноствольным «маузером», как будто вот-вот готовый вскинуться и тот час выстрелить. «Добить бы надо», решил Сергей Сергеевич, передёрнув затвор «трёхлинейки». И тут появился штабс-капитан Краснов. Он бежал вдоль окопа, пригибаясь и отстраняя «наганом» солдат.
Господа!.. судорожно дыша, крикнул он Радееву и Алябьеву. Красные со стороны Дроздовской дивизии выбили 1-й полк из первой линии! 3-му полку угрожает удар с тыла!
Это точно?
Сообщили по телефону. Меня к вам полковник Невелев прислал. Нам помочь надо! А?!
Больше прислать некого? съязвил Алябьев, хотя понимая, почему Невелев прислал к нему именно Краснова старого друга, а не какого-нибудь там солдата.
Ты у полковника спроси! рыкнул обер-офицер. Так с помощью, как? А?
Сергей Сергеевич уверенно сказал:
Помяните моё слово: сейчас нас в контратаку поднимут. Какая помощь нужна, Николай?
У нас большие потери, мать бы их! тот выругался. И патронов с гулькин нос осталось!
Евсеев! распорядился Алябьев. Бери отсюда пулемёт и тащи его на правый фланг.
Солдаты по команде фельдфебеля сняли с бруствера тяжёлый «максим», понесли