Расскажите мне о господине Тетерине, сказал Сергей Сергеевич супругам де Маршаль после ужина.
Я знаю Тетерина пять лет. Деловой человек с железной хваткой, всегда держит слово. О его личной жизни ничего сказать не могу, и от наших общих знакомых я о ней тоже никогда ничего не слышал, коротко ответил Этьен де Маршаль.
Милана подтвердила слова мужа и поведала подробнее: А ещё вот что: любой русский эмигрант, коснись его жизни в России, всегда что-то вспомнит, что-то расскажет, просто охнет, наконец, выразив свои эмоции. Тетерин никогда. И ещё она на несколько секунд задумалась и добавила: Ещё я думаю, что до Франции жизнь Тетерина была тесно связана с Ярославлем, и вот почему: как-то в разговоре он спросил, откуда я родом и где жила до большевистского переворота. Я ответила, что родилась и жила в Ярославле, после чего он как-то удивленно и радостно спросил: «Вот как? И на какой же улице вы жили?» Я ответила, что на Малой Варваринской. Тогда Тетерин воскликнул: «А-а-а!» и кивнул, причём сделал это совершенно уверенно, дескать, как же? знаю! Я заинтересовалась и спросила его: «Вы на ней бывали?» Он засмеялся, уклончиво ответил: «Я много где бывал!» и в свою очередь спросил: «А знаете, что Варваринская улица есть, например, в том же Санкт-Петербурге?» Потом слово за слово В общем, ушёл от дальнейшего разговора. Две недели назад он вдруг обратился ко мне: «Милана Игоревна, мне нужен честный мужчина, желательно русский. У вас нет такого на примете?» Я ответила ему: «Честный и русский это наш с вами земляк Сергей Алябьев». Намеренно сказала «наш с вами земляк», и он принял это как должное. И это мне не показалось, тем более что он кивнул и сказал: «Ага!» Потом Тетерин о чём-то подумал и попросил рассказать о тебе, причём в его просьбе проглядывался явный интерес. Я ответила: «Рассказывать о честности, всё равно, что врать». Вот, пожалуй, и всё.
И этого вполне достаточно, ответил Сергей Сергеевич.
Потом они нашли другую тему для беседы и спустя полчаса, поскольку было уже девять вечера, Алябьев стал прощаться. Перед уходом, он попросил у Миланы её хромированный «Смит и Вессон», подаренный ей братом на день рождения в январе 1917-го. Этот револьвер ей очень нравился, потому что имел систему Доджа, в которой при переламывании рамки со стволом специальный стержень приподнимал гильзы над каморами, что упрощало процесс перезарядки оружия.
Не потеряю, обещал он. Просто родился один план, и «шпалер» может потребоваться.
Ясно, ответила она, поняв, что своё оружие он продал, и вздохнула: Видимо, Серж, совсем тебя с деньгами прижало. Что же ты всё таишься-то от меня, чай не чужая?
Ничего, Миланочка! Всё уладится!
Он так же обещал ей, что не пойдёт пешком, и, дойдя до площади Этуаль, возьмёт такси, что он и сделал, но до доходного дома мсье Мартена не доехал, вновь увидев проститутку Люси. Она всё так же стояла под зонтом, прилипая к стене дома, хотя, надо сказать, что дождь, непрерывно шедший уже три дня, часа два, как вдруг закончился, наполнив город тяжёлой сыростью и лёгким озоновым дыханием приближающейся ночи.
Алябьев протянул женщине сто франков:
Люси, мне нужна твоя услуга, но не та, что ты оказываешь.
Серж, для тебя, что хочешь.
Твой сутенёр Мишель. Прямо сейчас.
Она взяла деньги, спрятала их на груди и сложила зонт:
Как скажешь!
Алябьев заметил, что нижняя разбитая губа Люси опухла ещё больше, чем была опухшей три с половиной часа назад наверняка добавка от Мишеля.
Они свернули с улицы за угол, пошли какими-то тёмными мышиными переулками, где красные фонари горели только у тех домов, где было спиртное, развлечения и девочки.
Сегодня ни одного клиента! тихо жаловалась проститутка, крепко зацепив рукой локоть Алябьева. Если бы ты знал, Серж, как я их всех ненавижу! Особенно щенков! Они же!..
Так брось! перебил Алябьев, пресекая подробности.
А жить на что? Возьми меня в жёны брошу! Сейчас же! Пусть даже убьют!
Я подумаю над твоим предложением.
Над убьют или над в жёны?
Над убьют.
Вот-вот Не в жёны Все вы такие. Сначала испортят девушку, а потом ей гнушаются.
Ты плачешь, что ли?
Сейчас дождёшься! Люси смахнула ладонью набежавшую на её щёку слезу. Только, Серж! Я сама туда не пойду, хорошо?
Да я тебя и знать-то не знаю.
Как приятно с тобой договариваться, шепнула она и сообщила о сутенёре: Он такой большеголовый, кудрявый. У него шрам на виске перед правым ухом.
Видел его один раз, не спутаю. Скажи мне, Люси, тебе что-нибудь говорит имя Тибо по прозвищу «Колотушка»?
Говорит. С его бандой предпочитают не связываться, в том числе и власть. Это не какая-нибудь там кучка неотёсанных дегенерирующих «апашей» из Сент-Антуанского предместья. Это как одна семья. Это организация, поддерживаемая неким кругом определённых парижан.
Твоя манера выражаться не свойственна проституткам, заметил Алябьев. Ты кто?
Так Было Прошлое не вернуть, ответила она, ускользая от ответа: Между прочим, благодаря Тибо, я в своё время устроилась в бордель на Пигаль. Там я зарабатывала в четыре раза больше, чем теперь на улице. И в синяках не ходила.
Что же потом?
Через три года выжали как мокрую тряпку, вытерли ноги и выбросили. Ах, какие были времена, Серж! Какие были клиенты! Да что теперь
Они подошли к серому дому. Люси пояснила:
Второй этаж. Налево по коридору третья дверь. Стукнуть пять раз: сначала два, потом три. После того, как изнутри спросят «Кто?» ответишь: «Посылка». Тебе откроют.
Что это посылка?
То есть «свои». Я пока вон туда отойду, за угол. Подожду там
Договорились. Если что сматывайся.
Хорошо
Алябьев поднялся на второй этаж, свернул налево, подошёл к третьей двери, взглянул на замок, прикинул глазом и стукнул каблуком чуть выше замочной скважины. Дверь отлетела в сторону, словно оторвалась с петель, и он быстро вошёл в комнату. За столом сидело трое: играли в карты, пили вино, и было очень накурено, несмотря на настежь отрытую форточку.
У вас горит, господа, спокойно сказал Сергей Сергеевич. Приехала пожарная команда.
Мужчины на секунду замерли, как один посмотрели на распахнутую дверь, положили на стол карты и опустили руки к поясам брюк.
Ты кто? спросил большеголовый и кудрявый, со шрамом на виске перед правым ухом.
Посылка.
Пошёл вон, а не то вылетишь в окно, предупредил Мишель.
Даже присесть не предложите, господа? с тем же спокойствием спросил Алябьев. Он взял свободный четвёртый стул от стола, отставил его на два метра и сел, положив на колени зонт, данный ему Лилиан, создав, таким образом, свободное пространство между собой и своими оппонентами. Не давая им опомниться, он добавил: Не хотелось бы мне жаловаться Тибо-Колотушке на вашу грубость. Но я забуду о вашем неласковом приёме, если мы сыграем в русскую рулетку.
Услышав «Тибо-Колотушка», мужчины переглянулись, и затем большеголовый кудрявый Мишель со шрамом на виске сказал:
Тибо? Хм? Ты от Тибо? Но я тебя не знаю!
Да и незачем себе дороже. Алябьев вынул «Смит и Вессон» и крутанул барабан: Так как насчёт рулетки?
Однозначно: его неожиданное появление, его спокойствие и наглость их обескуражили. И даже если бы у Мишеля и его подручных тоже нашлись револьверы, Алябьев всё равно был бы первым и вряд ли бы дал ими воспользоваться.
Хорошо помедлив, сказал Мишель. И сколько же ставим?
Пятьсот! Алябьев привстал и бросил на стол купюры: что, мол, мелочиться?
С высоты своего роста он увидел: у каждого за поясом было по длинному ножу.
Мишель запустил руку в брюки и тоже выложил деньгу: Кто начнёт?
Никто, ответил офицер. Вы проиграли, и взвёл курок.
Напарники Мишеля дёрнулись на стульях, но тот взмахом руки остановил их.
Разумно, подтвердил Алябьев, собрал весь куш и сложил его в карман.
Я не привык, когда со мной так обращаются, Мишель побледнел.