Сам по себе человек никогда не сможет ни найти, ни понять, что же его застопорило, как ему выбраться из этой ситуации. Это очень сложная задача и для опытного психолога. Никто, даже раскрываясь на 100 процентов, не может указать именно на эту песчинку, которая вызывает необратимые изменения.
Димитрий, сказала я, давай так: я, возможно, и намного старше (приятная эмоция удивления, мы выглядели ровесниками), но давай будем на ты.
Хорошо, сказал он, у меня нет денег, совсем, Артур на телефон кидает, я в ноль разорён. Я не смогу заплатить за твой амулет.
Хорошо, ответила я, в качестве исключения я его сделаю для тебя. По расчёту мы с тобой позже обсудим. Мне нужно полное доверие и полная расслабленность. Готовность отвечать на абсолютно любые вопросы и готовность всегда быть на связи некоторое время.
А если я не смогу с тобой расплатиться?
Сможешь, ответила я, будь уверен, сможешь.
Глава 4. Димитрий II
Я очнулся в госпитале. Как оказалось, у меня был обширный инфаркт и в ближайшее время я не смогу работать. Не смогу платить по кредитам и долговым обязательствам. Круг замкнулся. Я оказался на самом дне ямы. Мне даже не надо было переставать копать, потому что копать было некуда. Это было дно дна. Учитывая стоимость лечения, я вышел бы из больницы не просто нищим, а должным лет на триста вперёд. Я с трудом доковылял до окна. Пятый этаж. Да уж, кости переломаю, а чтоб наверняка, точно не получится. Грустно, даже в этой ситуации мне почему-то не везёт. Я смотрел на золотой листопад, несущийся по ухоженным дорожкам больничного парка, и с тоской вспоминал её главную боль свей своей жизни Злобову. Мы познакомились с ней пять лет назад, друг попросил подвезти его девушку.
Так, тусуюсь с ней, сказал он.
Она мне не понравилась, полноватая, подбородок тяжёлый, ну так, из таких вырастают тётки, а не леди. Сидела на заднем сидении моего Ауди и грызла сначала семечки, потом орешки. За ними в ход пошли сухарики. Бесило её хрустение и крошки, бесило так, что хотелось свернуть её лупоглазую башку. Если б я это сделал тогда, уже отсидел бы и вышел. Не таким нищим, каким был на сегодняшний день. Мне нужно было оставить её у её бабушки и забрать на обратном пути через день. На заправке она пересела рядом. Я с удовольствием заметил, что этот хомяк не загадил моего сидения. Более того, она протёрла рожу и руки влажной салфеткой, всё аккуратно сложила в бумажный пакетик с заправочного перекуса, выбросила в мусорку.
Сколько лет? спросил я.
Шестнадцать, ответила она.
Старше выглядит, подумал я, причём лет на десять как минимум.
Ты в школе, что ли учишься?
Ага, ответила она, я и сестра, ей семнадцать. Мы рядом с гостиницей живём.
А, понятно, маргинальный район, застроенный древними пятиэтажками. Зассанные подъезды, гастербайтеры с Азии, наркота, постоянное насилие.
Родители чем заняты?
Папа умер, мама с новым мужем уехала в Питер.
Не понял, вы вдвоём, что ли живёте с сестрой, если бабушка здесь?
Да, уже пять лет. Мама бросила нас, так, посылает иногда немного денег.
Сказать, что я обалдел не сказать ничего. В полной тишине мы доехали до ворот дома её бабушки. Я уехал дальше по своим делам в соседний город. Дела на заводе, возвращался через сутки, совершенно на подсознании, накупил пакет чипсов, сухариков, орешков. Хомячок, подумал я. Она загрузила в багажник огромный пакет с овощами, тепло попрощалась с очень пожилой, но очень бодрой бабулькой. Уже у подъезда пыталась мне сунуть двести рублей. Хотелось дать по шее, дал пакет со снеками, было жаль девочку до слёз, хотя я не романтик и не сентиментал, да и вообще она не в моём вкусе. Обычная подъездная жирдяйка, вскормленная хлебом и макаронами. Наверное, у неё ляжки целлюлитные. «Да пусть её жарит друг», подумал я. Но вот эта её улыбка, сволочь, снилась мне всю ночь. Всю следующую ночь. А потом я уехал на море, познакомился там с Ларисой, всё как я люблю. Длинные ноги, блонд, замужем за капитаном дальнего плавания и наглухо забыл об этой девчонке Руста.
Вспомнил осенью через год. У Руста был мощный скандал. Звонила его мать и орала мне в трубку.
Спите с всякими шалавами, девок приличных нет, что ли вам? От Руста родила одна курва, подала на алименты и содержание.
Стесняюсь спросить, уважаемая Роза Анваровна, а я причём? сказал я.
В ответ был максимально нецензурный мат и проклятие козлов-дружков её распрекрасного сыночка. «Интересно, подумал я, махал налево направо твой сынок, а прилетело мне.
Не знаю, о чём речь, тактично ответил я. Извините, я на работе, ответил я снова. И пока вешал трубку, услышал визгливый вопль:
Работает он, сука!
Ого, как её штормит. Мамка у Руста не голубых кровей. Но такой отборный мат был для неё никак не характерен.
Да уж, что-то случилось у братана, подумал я и отложил звонок на вечер. На работе реально был запар до жопы в мыле. Руст позвонил после обеда, немного помялся и сообщил:
Помнишь, ты девку подвозил?
У меня сладко заныло под ложечкой. Я сразу вспомнил ту осеннюю поездку.
Ну, так вот, она родила от меня. Мать орёт так, что стены трясутся. Ей близко не надо для меня такой семьи.
В смысле родила, она же малолетка? Ты чего, совсем тупой, сесть хочешь?
У меня на Русте была завязана одна важная поставка, и совершенно не улыбалось таскать ему передачки в тюрьму.
Так, сиди, где сидишь, сказал я, взял бутылку вискаря и поехал к новоявленному папашке с искренними поздравлениями.
Руст, несмотря на состояние и прекрасный доход, жил со своей любимой мамой. Эта связка сын-мама была нерушимой, как Великая Китайская стена. Маман его, надо сказать, дёргалась глазом, когда слышала слово мама. Я уж не знаю, в каком гробу она спала, но выглядела нашей ровесницей. Дома у них был трындец как напряжён воздух, топор повесь он никуда не упал бы. Маман его, типа молодая, лютым презёрм презирала кофе, бухло, покурить и валерьянку тоже. Она с ненавистью взглянула на вискарь и так долбанула кухонной дверью, что задрожали стены.
Трындец! Шлюха эта мелкая взяла и родила! сказал Руст. Типа от меня. Мне нафиг этот ребёнок не нужен, я же жениться планировал на дочке мэра. Ну, на хрен мне эта овца сдалась.
Он дрожал и клацал зубами.
Так ты вроде с дочкой мэра, как только полгода, а эта когда родила?
На прошлой неделе.
Ага, получается, ты беременную её бросил?
Да не бросал я её, дал денег, отвёз в клинику приличную, она заднего дала. Мне вообще это не надо, я даже не уверен, что это мой мальчик.
«А, значит, сына родила», сделал я вывод.
А, так хорошо же, наследник.
Зря сказал, Роза влетела фурией и начала орать:
На какой хер нам нужен этот наследник от помойной кошки? Всю жизнь её содержать и обслуживать?
С трудом она замолчала минут через тридцать. У меня дико разболелась голова, я уехал, сославшись на дела, так и не распечатав виски. Через две недели состоялся суд об установлении отцовства. Я пошёл туда в качестве моральной поддержки Руста, хотя в конце этой, прямо скажем, дерьмовой процедуры, я хотел поддержать несчастную Злобову.
Нищая малолетка, затравленная богатущей Рустовой роднёй, его справка об отсутствии дохода, на фоне нового Поршака всё было так омерзительно. Омерзительно и неприятно. Позже, когда Руст хвалился своим крутым адвокатом и суммой, которую он отвалил ему, в сравнении с выплатой, назначенной для малолетки, у меня до жути неприятно сосало под ложечкой. Спустя пару недель, покупая вино для своей девушки и вискарь для себя, я увидел упаковку памперсов. Пипец, там же горячей воды нет в этих домах, почему-то подумал я. Купил памперсы, затем пелёнки, подумал и еще купил памперсы. Потом подумал: «Что же такого можно есть на сто баксов в месяц?» (выплата Рустика), и купил сыр, колбасу, фрукты. Поехал к знакомому подъезду, вспомнил, пока ехал, хомячью привычку, купил чипсы, семечек и сухарики. Злобова скакала бодрая, как конь, белозубая улыбка, рот до ушей, ребёнок дрых в коляске, на Руста не похож абсолютно. Хотя экспертиза подтвердила его отцовство. Вот где унижение, я считаю.