Он получил два сухаря и один дал Чернозубу. Дополнительные сухари выдавались только вооруженным. Чернозуб неохотно взял его. Жизнь была достаточно трудна и без постоянных издевок Аберлотта.
Вместе с ним и с Топором он вернулся к разгоревшемуся костру.
– Такова война, – сказал Аберлотт. – Я думаю, передовые отряды Диких Собак уже вчера вошли в город. Сопротивления не было. А сегодня идем мы с Элтуром Брамом и его шаманами, – он кивнул в сторону старика на белом муле. – Может, нам доведется увидеть базилику святого Петра.
– Ты идешь? – спросил Чернозуб.
– Получил разрешение. Вместе с большинством папской гвардии. – Аберлотт бросил взгляд на Вушина, папского генерал‑сержанта, который лишь пожал плечами. Вушин поддерживал все решения своего хозяина.
Вскинув ружье, Аберлотт нацелил его в небо, подражая воинам Кочевников.
– Тра‑та‑та, – сказал он, но в голосе его не было убежденности. Он улыбнулся, показав Чернозубу плохие зубы, и разжал ладонь, на которой лежали три медных патрона. – Его величество вождь не хотел брать нас, но его святейшество папа Амен II настоял. Мы – его глаза и уши.
– И ружья, – добавил Чернозуб.
– И это тоже.
Морось все больше напоминала дождь. Чернозуб спрятал кардинальскую шапку под пологом фургона – он опасался, что под дождем ее красный цвет может вылинять, – и собрал кастрюли и сковородки, с утра оставленные ему Битым Псом. Возвышение до звания десятого кардинала крестового похода не освободило его от обязанностей помощника поваренка, мойщика посуды. А также не уменьшило интенсивности приступов лихорадки, сотрясавших его с головы до ног.
Недужила треть лагеря – почти тысяча человек. Удушливое зловоние человеческих экскрементов мешалось с обычными запахами стоянки – конского пота и дыма от костров. Общее настроение было полно мрачности. «Может, будет дождь», – подумал Чернозуб, когда, складывая кастрюли и сковородки, он осторожно обходил вездесущие кучки собачьего дерьма. Лучше дождь, чем ожидание его. На Кочевников, казалось, не действовали никакие неприятности, но от дождя они старались укрыться.
Чернозуб покончил с посудой, оттерев ее песком на берегу ручейка, который вот уже тысячу лет тек из‑под каменной глыбы, и проделал долгий обратный путь к своему фургону с пологом. Он прошел мимо папской кареты («Черта с два ты получишь») и мимо блестящих металлических фургонов магистра Диона, караван которого присоединился к ним два дня назад в том месте, где травянистые полосы прерий становились все уже и уже и в них все чаще встречались груды битого бетона и камней.
Этим утром Чернозуб впервые при свете дня увидел вблизи дионовские фургоны. Они смахивали на печки на колесах. «Цистерны», – назвал их Аберлотт, но кто повезет воду с выжженных равнин на дождливый восток? Ясно, что они представляли собой какое‑то оружие.
На сиденье одного из фургонов дремал уродец. Увидев Чернозуба, он расплылся в идиотской улыбке, перекрестился и разразился смехом. Чернозуб подумал, что он над ним издевается, но тут увидел Коричневого Пони рядом с Дионом, которые, скрытые от глаз, стояли за одним из металлических фургонов. Похоже, они спорили и положение Диона было не из лучших. Чернозуб не видел выражения лица папы, но узнал неторопливый жест рукой, когда папа, смиряя свое нетерпение, с юридической обстоятельностью убеждал своего собеседника. Монах, ныне кардинал, повернулся и заторопился обратно, к центру стоянки. Он знал, что навлечет на себя неприятности, если папа увидит его без шапки.
День уже пошел на вторую половину, когда наконец хлынул дождь. В северо‑восточной части неба весь день собирались тяжелые тучи – они напоминали всадников на вершинах холмов, лавина которых рванула вниз, когда вернулся отряд вождя Кузнечиков.