Я люблю его, как и все мы, но иногда я его не понимаю. Вы хотите сейчас поговорить с ним?
– Стоило бы, но подожду, чтобы не прерывать его… м‑м‑м… трапезу. Мне кажется, что он крепко под кайфом – если ты понимаешь это слово.
– Он вместе с другими курил кенеб из Небраски.
Коричневый Пони подошел к костру. Старый священник игнацианского ордена, которого Амен хотел сделать его отцом‑генералом, скинув рясу, сидел на куче сухих коровьих шкур и здоровыми передними зубами раздирал хорошо прожаренный кусок человеческой кисти. С приближением Коричневого Пони он кинул в чашу обглоданное запястье и без смущения, в упор посмотрел на кардинала. Оксшо держался сзади. Коричневый Пони видел, что Омброз не пьян, но находится в предельно возбужденном состоянии, поскольку употребил немалое количество священного напитка Кочевников. Кардиналу показалось, что после участия в ритуале племени священник разительно изменился, но Омброз тепло улыбнулся ему. Коричневый Пони встретил его улыбку далеким, словно с расстояния в тысячу миль, взглядом. «Я совершенно не знаю этого человека, своего старого друга».
Омброз первым нарушил молчание:
– Старый вождь завещал мне свою правую руку – это честь! – и я не мог оскорбить его отказом.
Апостольский викарий молчал, продолжая смотреть на него.
– Порой, – сказал Омброз, снова беря жилистую кисть Сломанной Ноги, – я беру кусок хлеба и освящаю его как истинную плоть Христа. А порой беру истинную плоть Христову и освящаю ее как кусок хлеба. Понимаете?
– Ах‑х‑х! – удивленно выдохнул Оксшо. Коричневый Пони с интересом посмотрел на него. Оксшо сдержанно улыбнулся, словно внезапно что‑то понял.
Кардинал, который, казалось, продолжал пребывать за тысячу миль отсюда, сказал:
– Вы в самом деле хотите вернуться в старый орден папы, отче?
У Омброза и‑Лейдена еще хватило сил понять сарказм этих слов.
– Передайте его святейшеству, – сказал он, – что болезни вынуждают меня остаться там, где я нахожусь, милорд. Я не могу вернуться в свой орден, я слишком стар для перемен.
– Очень хорошо. Так я ему и скажу, – и, развернувшись, Коричневый Пони отошел. Прежде чем последовать за ним, Оксшо, помявшись, погладил старого священника по плечу. Омброз улыбнулся юноше и вернулся к ритуальному пиршеству. Оксшо нагнал Коричневого Пони.
– Для ордена святого Игнация это уже чересчур, – сказал кардинал.
– Вас разочаровало, что теперь он один из нас? – спросил воин.
– Нет. Просто я скорблю по Омброзу и‑Лейдену. По человеку.
– Потому что он сам стал Кочевником?
– Нет. Но вне Церкви нет спасения души, – пробормотал кардинал, цитируя древнее утверждение. Ответ, похоже, удивил Оксшо; он слышал о кардинале от Омброза, который восхищался им и говорил, что ему свойственна свобода мысли. Это была странная оценка для такого человека. Но теперь он стал не только священником, но и епископом.
– Милорд, кто сказал о тех, которые стоят вне Церкви?
– Ну как же! Папа. Да и законы говорят о том же, Оксшо.
– А разве не Бог это решает?
– Отец Омброз – просвещенный человек, – сказал Святой Сумасшедший, который нагнал их. Кардинал и Оксшо как‑то странно посмотрели на него, ожидая, что Хонган продолжит, но он всего лишь зевнул и потряс головой. – Пришла женщина, которая может быть вашей матерью, милорд.
Посмотрев на луну, Коричневый Пони заговорил о другом:
– Сегодня вечером папа решил прогуляться. Он всегда гуляет при полной луне и воспевает Деву, ее сестру. Папа собирается отдать Церковь во власть бедняков, если мы с Науйоттом позволим ему.