Монах недоверчиво посмотрел на него.
Увидев выражение его лица, Топор рассмеялся.
– Сомневаюсь, что ты хотел бы услышать их аргументы на церковном. Неужто забыл, что они люди кардинала Ри?
– Я предполагал, что они христиане, и слышал, как они исполняют псалмы, но…
– Но не предполагал, что солдаты могут быть настолько религиозны?
Нимми задумался. В памяти у него всплыли и жутковатый вид воинов, о которых шла речь, и действия насильников из его детства.
– Наверно, я был предубежден, Топор. Солдаты, которых я встречал, часто были богобоязненными, но, кроме вас, я не видел никого, кто был бы столь возвышен духовно.
– Наверное, кроме меня? А я духовно возвышен, Нимми?
– Ты можешь смеяться, но я так думаю. Ведь на самом деле я знаю о тебе лишь то, что ты позволил мне узнать. Разве не так, Топор?
– Видишь ли, там, откуда они родом, все монахи, даже христианские, придерживаются традиций боя без оружия.
– Но теперь‑то они не безоружны! И ты говоришь, что они монахи?
– Да, думаю, можешь считать их монахами. Что же до оружия, то Ри освободил их от этого обета, а наш хозяин расширил его разрешение. Орден, к которому они принадлежат, – азиатский, но тут это неизвестно. Когда кардинал Коричневый Пони и папа поймут, что они несут на себе религиозные обеты, то эти воины потеряют свободу, пока Церковь не решит, что с ними делать. Они не спешат возвращаться домой, но их обеты сходны с вашими. Они хотят быть свободными, создать свою общину, но боятся попросить об этом. Вот почему они хотят и стараются как можно скорее обучиться церковному. Тебе нет смысла ворчать на нас из‑за языка. Я предложил кардиналу, чтобы они на какое‑то время остались в аббатстве Лейбовица. Там они могут носить свои одежды и учить ваши литургии. Примут ли их?
– Я не могу говорить за аббата Джарада кардинала Кендемина, – Чернозуб подавил горечь и продолжил: – Ты читал Устав ордена святого Бенедикта, Топор. Братия из аббатства Лейбовица до сих пор чтит большинство его правил, что означает – они должны проявлять гостеприимство по отношению к любому, кто придет к ним, как если бы путник был Христом, скитающимся по пустыне. Но я не предполагал, что люди Ри воспользуются этим правилом.
– Конечно, ты не хотел бы, чтобы аббат понял, что они оказались в обители по твоему совету, хотя на самом деле ты не давал его, – мрачно сказал Вушин. – Но ты прав, считая, что им нужно учить церковный. Я нажму на них. Если они окажутся в аббатстве Лейбовица, то не по твоему совету, а в силу пожелания кардинала, которое он уже высказал.
– Хорошо. В свою очередь, я все забуду, хотя мне бы хотелось узнать об их ордене.
– Они знают, что я немного обучал тебя искусству боя, и им хотелось выяснить, разрешено ли другим монахам твоего ордена осваивать бой без оружия или же это противоречит правилам.
– Коль скоро это просто упражнения или служит целям укрепления тела, то к правилам это отношения не имеет. Порой вне стен обители мы играли в мяч, особенно те из нас, чья работа не включала в себя физические нагрузки, – Чернозуб засмеялся. – Только представить себе: аббат Джарад дает разрешение на подготовку бойцов!
– Знаю. Это очень плохо. Их орден обладает интереснейшими традициями. Если они останутся здесь, то захотят жить своей общиной или влиться в какую‑нибудь другую.
Позже Вушин признался Чернозубу:
– Знаешь, Нимми, мои соотечественники на побережье несколько поколений назад бежали от азиатских христиан. В своей стране кардинал Ри – это сверх‑Бенефез. Те христиане были завоевателями. Мой народ проиграл, и его швырнули в океан.
Нимми воззрился на палача так, словно видел его в первый раз.