С какой это стати? Я же житель мегаполиса. Мне говорили, я в любой момент могу вернуться!
Нет. Пункт 1.2. «Все, кто покинул по какой-либо причине мегаполис и добровольно отказался от виртуала, в дальнейшем не допускаются в мегаполис и не имеют право пользоваться виртуалом», наизусть процитировал Артист.
Бред какой-то. Кто издал эту директиву? воскликнул в сердцах Марк.
Говорят, что пользователи виртуала всеобщим голосованием. Но я в это верю с трудом. Без власти никакая система невозможна. Значит, есть кто-то, кто заведует этим всем. Но кто он или они меня не спрашивай, не знаю. В одном я только уверен в мегаполис сейчас не пробраться. Когда мы встретились на поле, где ты показал нам своё искусство сливаться с травой, улыбнулся Артист, мы как раз шли к стоку канализации. Месяц назад это было уже единственным местом, где можно было попасть в мегаполис. Все остальные пути ранее уже были перекрыты. Охрана из людей и роботов. Но теперь и канализацию закрыли. Зачем? Я тоже не знаю. Одно точно Артист со своей бригадой уходит на восток. А тебе, Марк, я советую вернуться в старую тюрьму. Совсем скоро на полях станет жарко. Ведь, в принципе, нам, мародёрам, не нужен мегаполис. Оглянись вокруг, Марк, здесь столько земли Драка за неё будет страшной. И я в этом участвовать не собираюсь.
Закончив говорить, Артист выпил очередной стакан и жестом подозвал Трухлявого:
Дай рюкзак.
Артист, ты чего? А мы что жрать будем?
Заткнись и дай рюкзак! рявкнул Артист. Спустя несколько секунд Трухлявый притащил доверху набитый рюкзак и положил возле Марка.
Держи, это тебе, произнес Артист. На пару недель хватит. Если девчонка не сильно прожорлива. В дальнейшем советую тебе ходить на запад, там много деревень еще не обчищено. Да и поближе они к тюрьме.
Спасибо, кивнул Марк, слегка оторопев.
А Артист тем временем уже поднимал свою бригаду на ноги, и не успел Марк опомниться, как мародёры ушли.
А что там, на востоке? закричал он им вслед, не надеясь на ответ.
А чёрт его знает!
Глава 3
Кладбищам больше всего идёт осень. Не весеннее буйство жизни, кажущееся стыдным в местах упокоения, не знойная истома лета, даже не зимний саван осень, порог забвения.
Осеннее кладбище зрелище из особых. Царский пурпур и утончённая позолота листвы, королевские поминки по лету на фоне торжественной суровости вечнозелёных туй верных кладбищенских плакальщиц. Серый гранит надгробий, бронза мемориальных надписей, дымчатый мрамор обелисков, чёрный базальт монументов, скромный туф поминальных плит. Строгость аллей и буйство красок, вспышки чахоточной страсти и разлитая в воздухе печаль.
Но на этом кладбище, как и во всём мире, сейчас царила буйная, озорная весна. Мелкая, сорная трава упрямо стремилась ввысь, ловя отблески заходящего за горизонт солнца; между могил и потрескавшихся от времени надгробий звенели быстрые ручейки
Кладбище было старым, оно давно привыкло, что пару месяцев в год на его земле буйствовала, расплёскивая вокруг яркие звуки и краски, природа. Всё так же высились потемневшие кресты, все так же плакали над могилами туи. Всё было так, как и раньше. Словно и не было никакой весны. Здесь, за оградой, несмотря ни на что, всё так же властвовала осень.
Кладбище было старым, в его землях покоились несколько поколений, некогда проживавших в деревне. Но уже несколько лет деревня была покинута своими жителями, и на кладбище никого не хоронили. Лишь один свежевыструганный крест белел в лучах заходящего солнца. А под крестом виднелся тёмный силуэт сидевшего у могилы человека.
Артист молчал, вслушиваясь в безмятежность и покой кладбища. Он так давно не слушал тишины Наверное, с детства. Когда можно было убежать на речку от опостылевших грядок и строгих окриков отца. А там опрокинуться на песок и вдохнуть её, тишину, так глубоко, как только это было возможно.
Всю свою жизнь Артист ассоциировал тишину со свободой. Когда он попал в тюрьму, пойдя по стопам старшего брата, Артист, где-то добыв краски, исписал все стены камеры лишь одним словом: «Тишина». В тюрьме её было немного, много было глухого отчаяния и безнадёжности. Над ним смеялись, но втихомолку. И понимали. Каждый из заключённых имел здесь навязчивую, безумную идею, мечту. Кто-то мечтал о доме, кто-то о любимой. Артист мечтал о тишине. Но выбивали звенящий ритм дубинки охранников по решёткам тюремных камер; перестукивались, перекрикивались узники в поисках сплетен и новостей из Большого Мира; лаяли псы, остерегая самых глупых и отчаявшихся от побегов. Мир тюрьмы был далёк от тишины.
Амнистия была внезапной и совершенно непонятной. За что, зачем и почему выпускали на свободу убийц, наркоманов и воров? Никто из них не знал поначалу. Многие, выходя из казенных домов, были потеряны и обескуражены свалившейся на них свободой. Они просто не знали, что им делать дальше. Старший брат Артиста сгинул среди таких, что не нашли своего места в новом мире. Он не смог приспособиться. Раствориться среди просторов. И покоился неподалеку от мегаполиса, в одной из многих братских могил, что появились там вскоре после всеобщей амнистии.
Артист же был довольно осторожен. Он не ринулся сломя голову, как многие его товарищи, в ближайший мегаполис в поисках лучшей жизни. Не внушала ему доверия эта внезапная амнистия. Артист был довольно рассудительным и в тюрьму попал только из-за того, что доверился не тому человеку старому другу детства. Он сдал его. Рассказал всю схему, по которой Артист со товарищи долгие пять лет облапошивал людей.
Вот и амнистия была чем-то похожа на эту схему. Пахло от неё мошенничеством. Только намного большего масштаба, чем промышлял когда-то Артист. Поэтому он не пошёл в мегаполис, как остальные, обождал. И был прав. Амнистия была своего рода ловушкой. Сразу же после амнистии, утверждённой директивой 20, вышла директива 21, не только закрывшая мегаполисы от всех, но и позволившая охране мегаполисов уничтожать любого, кто посмел бы пересечь их границы. А так как охрана по большей части состояла из специальных боевых роботов, а люди были там только для контроля их деятельности, договориться с охраной не было никакой возможности. Поля вокруг мегаполисов вскоре покрылись сотнями братских могил там лежали и получившие «свободу» преступники, и лосты, некогда покинувшие по своей воле мегаполисы и ничего не знавшие о новых недавно принятых законах.
А перед Артистом открылся целый мир. Просторы, полные тишины. Несколько месяцев он просто бродил, наслаждаясь ей. И потихоньку изучал, присматривался к видневшимся вдалеке небоскрёбам. Чувствуя их смрадное дыхание. Слушая неясные шорохи. И видя, как трещины от них расползаются по миру.
По большей части его интересовали лишь огромные ресурсы, что скрывали стеклопакеты и железобетон мегаполисов. Пусть неведомые хозяева мегаполисов а они наверняка были, по мнению Артиста, перекрыли вход в свои маленькие королевства, но они были людьми, а человеку свойственно ошибаться, и он не может предусмотреть всего.
Да, мегаполис манил Артиста. Как и многих других, что как и Артист поначалу затерялись на просторах, распознав заготовленную для них ловушку. Мегаполис звал. Мегаполис знал, что лишь немногие, что окунулись в тишину, смогут жить без его привычного слуху гула.
А тем временем огонь разгорался. Преступники сбивались в банды они понимали, что поодиночке им не выжить. Иногда к ним, поддавшись куражу или просто от безнадёжности, присоединялись и лосты. Артист видел, что вскоре все необъятные просторы между мегаполисами будут охвачены войной. За ресурсы, а не за территорию. Земли вокруг было даже слишком много. А ресурсов, нужных для выживания провианта, воды и тёплых убежищ, становилось всё меньше. На севере, как многие мародёры так их стали называть лосты рассказывали, образовалась целая группировка из бывших уголовников и лостов, в несколько сотен стволов. И вот уже несколько месяцев терроризировала окрестности мегаполиса, пытаясь прорваться внутрь. А на юге банды мародёров вели откровенную охоту за лостами, так же враждуя между собой и попутно обчищая опустевшие деревни. А на востоке и западе пока было все более-менее спокойно те территории были под властью лостов, что вскоре должны были объединиться из-за угрозы мародёров.