Эмили, с трепетом ловившая каждое слово, попыталась сменить тему и спросила, как зовут незнакомку; но, прежде чем граф успел ответить, музыка смолкла. Заметив, что Валанкур направляется к ней, Эмили подошла к тетушке и шепотом попросила:
Пожалуйста, давайте уйдем: здесь шевалье Валанкур.
Тетушка сразу повернулась, чтобы перейти в другое место, однако молодой человек успел приблизиться, почтительно поклонился мадам Шерон и с особым вниманием приветствовал Эмили, которая, вопреки попыткам казаться равнодушной, выглядела излишне сдержанной. Присутствие тетушки не позволило шевалье остаться, так что с подчеркнуто печальным видом он пошел дальше. Из задумчивости Эмили вывел все тот же граф Бовилер:
Прошу прощения, мадемуазель, за непреднамеренную бестактность. Столь свободно критикуя неопытность шевалье в танцах, я не предполагал, что вы с ним знакомы.
Эмили покраснела и улыбнулась, а мадам Шерон избавила ее от необходимости ответа, заметив:
Если вы имеете в виду того молодого человека, который только что прошел мимо, то ни я, ни мадемуазель Сен-Обер с ним не знакомы.
О, так это же шевалье Валанкур, небрежно вставил Кавиньи.
Вы его знаете? уточнила мадам Шерон.
Знаю, но лично не знаком, ответил синьор.
А значит, не сможете угадать, почему я называю его дерзким: он осмелился восхищаться моей племянницей!
Если каждый, кто восхищен красотой и обаянием мадемуазель Сен-Обер, заслуживает обвинения в дерзости, то боюсь, что здесь слишком много дерзких джентльменов, причем охотно признаюсь, что тоже отношусь к их числу.
Ах, синьор! с жеманной улыбкой воскликнула мадам Шерон. Во Франции вы научились искусству изящных комплиментов, но льстить детям жестоко, ведь они принимают ложь за правду.
Кавиньи на миг отвернулся, а затем с серьезным видом произнес:
Кому же в таком случае говорить комплименты, мадам? Было бы абсурдно льстить проницательной даме, поскольку она выше всяких похвал.
Закончив сентенцию, он лукаво взглянул на Эмили и улыбнулся одними глазами. Она прекрасно поняла смысл сказанного и ощутила неудобство за тетушку, но мадам Шерон невозмутимо ответила:
Вы абсолютно правы, синьор: ни одна благоразумная дама не в состоянии выдержать комплимент.
Я слышал, как синьор Монтони однажды признался, что знает лишь одну достойную всяческих похвал особу.
Право! воскликнула мадам Шерон с довольным смехом. И кто же это?
О, здесь ошибиться невозможно, ибо в мире есть только одна дама, которая настолько умна, что отвергает комплименты. Большинство леди не выдерживают проверки.
Он снова взглянул на Эмили, и та, покраснев еще гуще, недовольно отвернулась.
Право, синьор! воскликнула мадам Шерон. Вы истинный француз: никогда не слышала, чтобы иностранец был настолько галантен!
Действительно, мадам, с поклоном вставил молчавший до этого граф Бовилер, но галантность комплимента пропала бы, если бы не утонченная элегантность, с которой он был воспринят.
Мадам Шерон не уловила иронии в замечании, а потому не почувствовала обиды, которую за нее испытала племянница.
Ах, а вот и сам синьор Монтони, объявила тетушка. Я немедленно передам ему все приятные слова, которые услышала от вас.
К ее неудовольствию, в этот момент синьор свернул на другую аллею, и мадам Шерон разочарованно проговорила:
Кто-то уже завладел вниманием вашего друга. Сегодня мне еще ни разу не удалось с ним увидеться.
Его задержал очень важный разговор с маркизом Ла Ривьером, успокоил ее Кавиньи. Иначе он уже давно засвидетельствовал бы вам свое почтение. Он просил меня передать вам извинения, да я забыл. Даже не знаю, как это получилось. Должно быть, диалог с вами настолько увлекает, что лишает памяти.
Из уст самого синьора извинения прозвучали бы более убедительно, возразила мадам Шерон, больше обиженная пренебрежением Монтони, чем удовлетворенная лестью Кавиньи.
Ее поведение и очевидная попытка собеседника загладить неловкость пробудили подозрения Эмили, прежде казавшиеся абсурдными. Ей представлялось, что Монтони всерьез ухаживает за тетушкой, а та не только принимает внимание, но и ревниво замечает любой его промах. Желание мадам Шерон, в ее возрасте, снова выйти замуж выглядело нелепым, хотя, принимая во внимание ее тщеславие, не так уж и невозможным. Но вот то, что Монтони со свойственной ему проницательностью, внешностью и претензиями мог выбрать мадам Шерон, представлялось поистине удивительным. Впрочем, Эмили думала об этом недолго. Мысли попеременно обращались к более насущным темам: Валанкуру, отвергнутому тетушкой, и Валанкуру, танцевавшему с молодой красивой особой. Гуляя по саду, она робко смотрела по сторонам, то ли опасаясь, то ли надеясь, что он мелькнет в веселой толпе, а не встретив его, испытала разочарование, свидетельствовавшее, что надежда ее оказалась сильнее страха.
Вскоре Монтони присоединился к компании и произнес короткую оправдательную речь. Выслушав его извинения с видом кокетливой девушки, мадам Шерон продолжила беседу, обращаясь исключительно к Кавиньи, а тот хитро поглядывал на друга, словно хотел сказать: «Я не стану злоупотреблять триумфом и постараюсь скромно принять оказанные мне почести, однако, синьор, не зевайте, не то я воспользуюсь возможностью и убегу с вашим призом».
Ужин ожидал гостей как в многочисленных павильонах в саду, так и в просторной столовой замка, причем отличался скорее изяществом сервировки, чем великолепием или даже изобилием. Мадам Шерон ужинала в столовой вместе с хозяйкой праздника. Эмили с трудом скрывала смущение, увидев Валанкура за своим столом. Взглянув на него с нескрываемым недовольством, тетушка обратилась к соседу с вопросом:
Вы не знаете, кто этот молодой человек?
Ответ не заставил себя ждать:
Это шевалье Валанкур.
Да, имя мне известно. Но на каком основании шевалье Валанкур занимает место за этим столом?
Ответить собеседник не успел: его отвлекли.
Стол, за которым они оказались, был очень длинным. Валанкур со своей дамой сидел в самом конце, в то время как Эмили пригласили занять почетное место неподалеку от хозяйки. Расстояние оказалось настолько значительным, что он не сразу ее заметил. Эмили старалась как можно реже смотреть в противоположный конец, но когда бы ни обратила туда взгляд, неизменно видела его увлеченно беседующим с прекрасной спутницей. Это наблюдение нарушало ее душевный покой не меньше, чем замечания о богатстве и достоинствах молодой особы.
Мадам Шерон, которой, собственно, и предназначались эти замечания, не оставляла попыток всячески унизить Валанкура, к которому испытывала мелочное презрение.
Я восхищена красотой мадемуазель, заявила она, но не могу принять столь экстравагантный выбор кавалера.
О, шевалье Валанкур один из самых утонченных молодых людей нашего общества, возразила ее собеседница. Поговаривают, что мадемуазель де Эмери достанется ему вместе с огромным состоянием.
Невероятно! возмущенно воскликнула мадам Шерон. Неужели молодая особа обладает столь дурным вкусом? Месье Валанкур так мало похож на благородного джентльмена, что, если бы я не увидела его за столом мадам Клэрваль, ни за что не заподозрила бы в достойном происхождении. К тому же у меня есть особые причины считать эти слухи ложными.
А я не сомневаюсь в их справедливости, строго возразила собеседница, недовольная резким неприятием ее мнения относительно заслуг Валанкура.
Возможно, вы окончательно перестанете сомневаться, продолжила мадам Шерон, когда услышите, что лишь сегодня утром я отвергла его ухаживания.