Только серьезно.
Они и проделали это серьезно, не спеша, произнося слова отчетливо, не проглатывая ни буквы. А по окончании представления Капитан, обернувшись к зрителям, громко спросил:
– Поняли?
– Поняли, – неожиданно четко, без малейшего акцента ответил по‑русски зал.
– Значит, понятно? – переспросил Капитан.
– Понятно, понятно.
– Да или нет?
– Да, да!
– Молниеносное обучение, – усмехнулся Капитан и сказал вполголоса Библу: – Начинаем второй урок. Сначала объясним местоимения: я, ты, он, мы, вы, они. Проще простого.
Объяснили.
– Еще реприза. Я делаю несколько шагов, вы стоите. Я говорю: «Я иду, он не идет», подчеркивая частицу «не». То же с глаголами «есть» и «пить». А теперь обращаюсь к аудитории: «Вы не поняли?»
– Нет, поняли, – отчеканил зал.
– Мне одно не ясно, – шепнул Капитан Библу, – почему они так быстро все это усваивают?
– Во‑первых, эмоциональное эхо. Во‑вторых, шлемы. Вы видите – все тоже в шлемах. Должно быть, мы не совсем точно понимаем их назначение. Вероятно, они и улавливают смысл звучащего слова, и непосредственно воспринимают зрительный образ. Скажем условно: киберпатия.
– Ки‑бер‑патия, – отчетливо повторил их знакомец, сидевший поблизости в первом ряду. – «Нет шлемы» – непонятно, «да шлемы» – понятно. Только шлемы. Без них нельзя.
– А ведь мы не объясняли им слов «только» и «нельзя». И склонять местоимения тоже не учили, – удивился Капитан.
Но ответил не Библ, а человечек в голубой куртке.
– Много слов мы понимать из разговоры ты и он. – Он указал попеременно на обоих. – Вы говорить больше, мы понимать больше.
Капитан рванул кресло к Библу.
– Вот это я понимаю – контакт! Еще три урока, и ученики могут сдавать экзамен на аттестат зрелости. На большой палец. Все говорить и все понимать. Три урока, – повторил он, загибая пальцы на руке. – Три!
– Один, – возразил голубокожий и в свою очередь загнул палец. – Один. Мы понимать и слова‑мысли. Говорить в уме – видеть. А мы – понимать.
– У них уже и сейчас есть запас слов, необходимый для разговора, – сказал Капитан Библу, – только почему обучение односторонне? Без взаимности.
– Вероятно, они лингвистически способнее, да и язык их, пожалуй, нам недоступен, и они это заметили.
– Странный язык. Или придыхания, или горловые фиоритуры. Как у тирольских певцов.
– А вы прислушайтесь, – сказал Библ, оглядывая ряды амфитеатра. – Слышите? Совсем по‑птичьи. Как я лесу. Цокают и пересвистываются.
Он еще раз оглядел окружающие их кресла. Голубые куртки сидели тихо, как примерные дети, не вскакивая и не меняя мест. В странной схожести лиц теперь уже Библ заметил различия. Не было того однообразия молодости, какое они видели в зелено‑солнечной школе, – их окружали здесь и юношеские, и зрелые лица, иногда морщинистые и даже небритые. Были и женские – их отличали овал лица, несколько удлиненный, более мелкие черты его и кокетливое разнообразие даже в мальчишеской короткой стрижке. Кто они? Если принять гипотезу Алика о резервациях‑заповедниках, то где же эти заповедники? Здесь или в Аоре? Неизвестно зачем откармливаются бездельники‑потребители и трудятся умницы‑производители за пультами световых и цветных чудес. Правда, последние некоммуникабельны в отличие от телепатически общительных гедонийцев зеленой и синей фаз.