Пить мне не надо было, но и отказываться было нельзя, обижу. Водка так прочно вошла в быт этих людей, что теперь она была встроена во все их обряды и верования, еще сохранившиеся после стольких лет сначала христианизации, потом атеизма, а сейчас веры в золотого тельца. Теперь водкой скрепляли договоры, приносили в дар своим лесным и речным духам, и прочая, и прочая. Так что отказаться нельзя было никак радость встречи обязательно должна быть обмыта священным напитком.
Я с сожалением видел, что Мишка понемногу спивается мы одних лет, а у него сейчас тряслись руки, как у алкаша с солидным стажем. Я же после московской ночи в клубе, когда друзья привозили меня домой чуть теплого, на следующий день принимал ванну, ел и опять был здоров, как будто и не пил. Эвенки вообще были слабы против зеленого змия, и действовал он на них по-своему не веселье, не песня, а драка и агрессия обязательно были спутниками пьянки.
Мишка, хоть и был невысоким и худеньким, словно подросток, в драку кидался с пол-оборота. И то, что соперник мог быть на две головы выше и тяжелее его в два раза, никогда его остановить не могло. Этакая горячая северная кровь, но это, конечно, если он был в подпитии. Трезвый он был добрый, скромный парень, который всегда старается поменьше быть на виду.
После того, как мы все выпили Люба хватанула так же, как и мужики, почти полстакана и посидели, Мишка прямо на глазах стал оживать. Морщины у него разгладились, глаза заблестели алкоголь делал свое дело. Вместе со здоровьем к хозяину, похоже, вернулось осознание окружающей обстановки, и он смутился.
Ты это, Люба, хоть бы закуску какую приготовила. Гость все-таки.
Той водка тоже пошла на пользу, она раскраснелась и ожила.
Сейчас, сейчас, Мишенька. Сейчас приготовлю что-нибудь. В летнике печь разожгу, а то в избе потом не продохнешь от жары.
Она вскочила и понеслась на улицу. Был самый лучший момент, чтобы поговорить о деле, мы одни, водка еще не свернула Мишку на другой бок, он как раз начал соображать.
Слушай, Миша, я ведь к тебе не просто так, я по делу.
Во, а я как раз хотел спросить, каким это ветром тебя занесло.
Да нехорошим, очень нехорошим ветром.
Я помолчал, не зная, с чего начать, потом решился. С Мишкой можно было говорить прямо, он прекрасно знал, чем занимается наша семья, да и большинство людей, в районе, наверное, знали, но помалкивали. И он даже знал дядьку, как раз прошлой зимой мы с ним заезжали сюда. Дядька присматривал места для расширения дела и искал новые пути вывоза камня.
Плохо дело, Мишка. Росомаху убили.
Да ты что!
Мишка даже вскочил.
Да не поверю! Он же бессмертный.
Потом, похоже, по моему виду понял, что это правда, сел и трезвым голосом добавил:
Сочувствую. Мощный был человек. Рассказывай как, где, кто и чем я могу помочь.
Сейчас, Миша. Соображу, с чего начать
Рассказал я ему почти все, утаил только про роль Валерки, так как тут никакой уверенности не было и надо было еще самому разобраться, ну и еще некоторые детали. Не стал, конечно, говорить, что я убил человека. Ни к чему на человека лишние тайны навешивать, и так много наговорил. Потом объяснил, что мне надо от него. Закончил я как раз вовремя в сенцах загремело, и появилась Люба. В руках у нее дымилась сковорода.
Выслушав меня, Мишка молча взял бутылку и разлил остатки по стаканам. Потом взял стакан.
Ну, давай, помянем дядю твоего.
Люба не стала спрашивать, за кого это мы тут пьем, пока она возилась с едой, ей, похоже, опять стала плохо, и она едва дождалась, когда в руке появится стакан. Мы выпили.
Ты прав, наконец заговорил приятель. С водкой надо подождать. Сначала решим твои дела, потом выпьем.
Эти слова меня приятно удивили, все-таки я боялся, что водка сегодня победит, и все пойдет прахом. Ведь как я ни надеялся на Мишку, я сам видел, что творит водка с людьми, заставляя их не то что забыть про дела, заставляя забыть вообще про саму жизнь. Даже про детей и про родителей. Молодец Мишка, не сдался змию, надо все-таки определять его к нам в бизнес, нельзя больше отпускать его от себя скатится к черту.
Ты давай закусывай. Мне чего-то не лезет.
Он пододвинул ко мне сковородку с большими кусками жареной рыбы. Это пришлось очень кстати, обедал я уже черт знает когда. Лучше бы, конечно, мяса, но тут не ресторан, ешь что дали.
Смотри, продолжил Мишка. На дворе ночь, но это ничего. Если, говоришь, бабки есть, то договориться можно и сейчас. Тебе срочно или все-таки до утра дотерпишь?
Я подумал.
Если бы от кого-нибудь позвонить, узнать кое-что. Тогда уже будет видно. Утром или сейчас. Как мне помнится, тут же у вас вроде стационарные телефоны работают?
Да, работали вроде. Есть у людей.
Миша, да ты что?!
Это очнулась засыпавшая Любка.
У меня ведь есть телефон. Ты забыл, что ли?
Мишка удивленно раскрыл глаза.
Да? Не помню. А я, наверное, и не знал. Куда мне звонить.
Есть, есть. Матери еще до перестройки поставили, она же директор школы была.
Мать помню, а про телефон нет.
Вот блин! Чертыхнулся я, знал бы, уже давно бы позвонил, дома у родителей, да и большинства родственников постарше тоже были телефоны. Я сам, правда, уже сто лет не пользовался стационарным аппаратом. Привык к мобильнику.
Пойдем прямо сейчас, засобирался я. Позвоню, тогда все и будет ясно. Далеко до тебя, Люба?
Рядом, ответил вместо нее Мишка. Ты чё? Тут все рядом, деревня три двора. Раньше, видишь, и школа была начальная, а сейчас
Он махнул рукой и тоже поднялся.
Пошли, Люба.
Ну и что будем делать? Похоже, твои дела совсем дрянь
Я думал так же. То, что я сейчас услышал от родной матери, оглушило меня. Родня откуда-то уже знала, что дядю Афанасия убили. И что главный подозреваемый я! Кто принес такую весть, она не знала, ей это сказал отец, когда вернулся от родни. Они, конечно, в это не верят, но сегодня у дома дядьки полдня стоял милицейский уазик. Отец хотел туда сходить, но она не пустила, завтра сама сходит к ним, узнает, что происходит. Под конец она тихо спросила:
Сынок, ты ведь этого не делал?
Вот черт, что происходит? Каким образом стало известно о смерти Росомахи? Там были только я и убийцы. Я еще никому не говорил, что дядька убит, только вот сейчас Мишке. Значит, те, кто убил, и рассказали. Но зачем?! Когда ликвидируют конкурента, то не трубят об этом на весь мир, все делается тихо. И главное что за глупая идея выставить меня убийцей? Да в это никто в поселке не поверит! Я был дядькин любимчик, это все знают. Значит, это не война? А что тогда? И кто тогда разгромил базу и пытался убить меня? В общем, яснее ничего не стало.
Можно я еще позвоню?
Мишка махнул рукой конечно! Как только мы пришли, он услал Любу куда-то, понимал, что мне надо поговорить одному. Он и сам порывался уйти, но я остановил, пусть видит, как я ему доверяю.
Я набрал номер приемного покоя, может, Сашка сейчас на дежурстве, я очень хотел услышать ее. Мне опять повезло, дежурная медсестра позвала Сашу, и через несколько минут в трубке зазвучал родной голос. Как только она поняла, кто звонит, она заплакала.
Коленька, это правда, что говорят в поселке? Что твоего дядю убили?
Она на секунду замялась, всхлипнула и продолжила:
И что ты имеешь к этому отношение?
Я кое-как успокоил ее. Я почувствовал, что она мне верит. Правда, она опять заплакала, когда я сказал, что не могу рассказывать, что произошло. Однако она тоже не знала, откуда появилась эта новость, кто рассказал о том, что Афанасия Гурулёва убили.
Не знаю, милый. Просто все говорят, и всё. Тем более в больнице все про нас с тобой знают, и мне каждый про это норовит напомнить. Коля, я не знаю, что там произошло, но я знаю, что ты бы этого не сделал. Ты никогда человека не убьешь. Я жду тебя. Когда ты приедешь?
Я вздохнул, уже убил, правда, кого, не знаю до сих пор.
Точно не знаю, милая. Но очень скоро. Жди, мы скоро увидимся. Все будет хорошо.