Расскажи, как новой работе, отец вспомнил, что Леночка недавно перешла из продавцов в бармены на фуд корт всё в том же Августе.
Ой, пап! Тут такой смех был, заулыбалась Леночка, заскучавший Костя тоже оживился, было видно, что случай этот ему знаком.
Значит, стою я в субботу утром, в начале одиннадцатого, народу мало двое в уголке кофе пьют, да в другом углу парочка. Заходит мужик с полной телегой из Магнита, на вид лет под пятьдесят, одет хорошо. Подходит с телегой к стойке, а сам всё назад, на вход оглядывается, говорит мне: Коньяка пятьсот грамм налейте, Какого вам? спрашиваю, Всё равно, вон того дайте и побыстрее пальцем показывает на армянский за две пятьсот бутылка. Снимаю с полки коньяк, ставлю перед ним на стойку, рядом стопку, начинаю открывать, он говорит Вы мне в кружку налейте, в пивную и сразу рассчитайте. Я удивилась, конечно, сдачу ему с пятёрки дала и наливаю в кружку, а он всё на дверь посматривает. (Я потом поняла, он для того кружку просил, чтоб, если жена его засечёт, он мог сказать, что это пиво.) Берёт он кружку с коньяком и мелкими-мелкими глоточками начинает пить, а коньяк в него то идёт, а то не идёт и обратно проситься щёки ему надувает, но мужик его в себе держит и обратно глотает, а одним глазом всё на дверь косит. В общем, кое-как, минуты за две он эту кружку одолел, лимончик в руках повертел и положил обратно, сказал: Спасибо и потолкал телегу свою к выходу.
Леночка перевела дух, переглянулась с мужем в глазах которого уже стоял смех не первый раз эту историю слышит и продолжала:
А прям в этот момент мадам солидная входит расфуфыренная в пух и прах, по кольцу на каждом пальце и взгляд свирепый. Он ей: Верочка, я тебя ищу, Это я тебя ищу! А ты поближе к бухачу?! Садятся за столик, кофе заказывают и мадам говорит: Закажи себе пятьдесят грамм, чего уж мучиться. Я приношу кофе и пятьдесят коньяка, он выпивает рюмку, спокойненько так, с расстановкой и моментально делается в стельку пьян. Настолько, что на бок заваливается и руками за стол хватается ему те первые пятьсот, наверное дошли. Мадам, увидев всё это, нечеловеческим голосом начинает орать: Скотина! Подонок! Ты до того допился, что уже с одной рюмки с ног валишься! И хвать его со всего маху по шее. Он медленно упал на пол, глаза закатил, а лицо довольное-предовольное и причитает: Вера, что ты Верочка? Верунчик. Ржали все, а я больше всех.
Костя хохотал и сквозь смех выкрикивал подробности: А как она его поднимала, расскажи и рукав оторвала, подсказывал он жене. Костя и в процессе рассказа неоднократно вставлял уточняющие реплики, как будто сам был очевидцем события.
В разгар всеобщего веселья домой вернулась шестнадцатилетняя Полина и внимание переключилось на неё.
У Полины, как почти у всех девушек-подростков её возраста, главной заботой были взаимоотношения с мальчиками, на втором месте стоял вопрос: что делать после школы. Ещё одной животрепещущей проблемой были прыщи, которые регулярно появлялись то тут, то там и, как всегда, в самый неподходящий момент перед дискотекой или свиданием. Полина весьма по этому поводу комплексовала и поочередно применяла косметические, народные и даже эзотерические методы борьбы с прыщами.
Как в школе? Уроки сделала? спросил дочь Николай, что бы начать разговор.
Да, чуток осталось, щас доделаю, Полина, как могла, уклонилась от разговора и сконцентрировав взгляд на телефоне быстро прошла к себе, кивком поздоровавшись с сестрой и зятем.
Николай Викторович не стал останавливать или одергивать её. По своему богатому отцовскому опыту он твёрдо знал, что в этом возрасте детей лучше не задирать и не напрягать чрезмерным вниманием без крайней надобности. Он никогда не формулировал и не конкретизировал для себя какие-то правила обращения с детьми, он просто чувствовал, что ни нравоучения, ни советы не имеют смысла, так как, скорее всего, даже не будут услышаны. А тотальный контроль не приведет ни к чему хорошему, а лишь загонит ребёнка в глухое подполье. Ведь каждый подросток уверен, что он и только он лучше всех знает, как ему поступать и убедить его в чём-то ином невозможно. Всё равно сделает по-своему. А если пытаться настаивать и заставлять, то уж точно сделает наоборот из чувства противоречия.
Разговор в гостиной вернулся к прежнее русло. Николай Викторович полушутя-полусерьёзно поинтересовался, скоро ли ждать от них внуков. Поболтали ещё немного о том о сём и молодёжь засобиралась домой.
В прихожей, уже одетые Костя с Леночкой прощались с родителями и Леночка шепнула на ухо отцу:
Пап! Я решила почку тебе отдать. Так что скоро поправишься.
Что ты! Что ты! оторопел от неожиданности Николай Викторович, там Егор в Москве почти нашел донора. Не надо
После Леночкиных слов Николай прослезился от нахлынувших на него чувств. Дверь за молодыми закрылась и он, не смотря в сторону жены, чтобы не показать стоявшие в глазах слёзы, вернулся к телевизору.
Он до сих пор полностью не осознавал тяжести своего положения и необходимости безотлагательной пересадки. Он считал редкие стентирования лечением: раз это делается в больнице значит должно лечить, и ожидал эффекта. Кроме того, он очень надеялся, что вот-вот и найдётся какая-то медикаментозная панацея, которая вернет ему здоровье.
Живи и радуйся, думал он, Всё есть, дети выросли, домина свой вон какой. А вот же тебе беда такая навалилась.
После переезда из квартиры в этот большой дом, Николай до сих пор наслаждался его простором. До этого приходилось ютиться чуть ли не на головах друг у друга. А теперь у них с женой появилась отдельная спальня, большим детям досталось по комнате, а маленьким по комнате на двоих и исчезла надобность в двухэтажных кроватях. Появилось два санузла с ваннами и ещё один отдельный туалет.
Этот дом выделили муниципальные власти после рождения восьмого ребенка Юрия в 2005 году. И хотя старшие Вика и Леночка были уже совершеннолетними, и в семье официально считалось не восемь, а шесть детей-иждивенцев (интересная методика подсчета, изобретённая российскими чиновниками) дом им всё-таки выделили. Скорее всего потому, что Шимичевых показали по областному TV и они стали широко известны в Вологде, как многодетная семья, живущая в крайне стеснённых жилищных условиях. Корреспондент в лицах живописал убогость жилья и многодетность Шимичивых и картинно взывал к властям о помощи.
Дом был построен недобросовестно, с массой недочётов, почти без внутренней отделки. История дома неясна говорили, что близкий родственник мэра строил его для тёщи, но развелся и достраивал дом уже кое-как, после чего с помощью родственника-мэра продал его городу за большие деньги (раза в два дороже, чем он обошёлся) своя рука владыка.
Шимичевым пришлось очень и очень потрудиться перед переездом. Чтобы в доме можно было комфортно жить многое пришлось менять, исправлять, переделывать. Конечно, это были приятные хлопоты. Помогали и старшие дети, и друзья. С работы выделили неожиданно много денег хватило на кухню с техникой и почти на всю мебель. Такая щедрость руководства автобусного парка была вызвана, скорее всего, тем же самым телерепортажем.
Дом и приусадебный участок продолжали постоянно требовать и денег, и трудозатрат, нужно было благоустраивать, поливать, косить, чистить снег, но удовольствие жить автономно и внутренний простор, не сравнимый ни с какой квартирой, с лихвой компенсировало это. Дети, конечно, помогали и заботы эти хозяйственные были скорее в радость, чем в тягость. Они подчёркивали, что появилось что-то своё, личное, отгороженное от остальных и позволяющее самоидентифицироваться, хотя слова такого Николай, конечно, не знал, но вот крестьянин, живущий внутри него, плясал от радости вприсядку.