У Дэна внезапно пересохло во рту. «Если бы Патрик мог сейчас видеть своего мальчика, свирепого и храброго, задающего этот действительно сложный вопрос своему дяде, он бы им гордился», с болью подумал Дэн. Но в то же время, что он должен был сказать в ответ? Более того, зачем им понадобилось заводить такой сложный разговор на вздымающемся Южном кольце, где он останавливался на первой передаче?
Это был несчастный случай, начал он. Твой отец Он заколебался, опасаясь сказать слишком много. Что твоя мама рассказала тебе о той ночи?
Что он свалился в реку и утонул.
Да.
Перед глазами возникло тело Патрика из кошмаров Дэна: бледное и раздутое, глаза наполовину съедены рыбами, водоросли запутались в темных волосах. На самом деле он сам не видел Патрика на столе в морге, это бедная Зои пошла опознать тело, но его воображение заполнило пробелы достаточно яркими деталями.
Так и случилось. К сожалению.
Тогда Почему она думает, что это твоя вина? Колено Итана дрожало от напряжения, голос был тихим, но жестким. Кулаки все еще были сжаты, как будто он был готов в любой момент начать сыпать мстительными ударами. Я имею в виду, это ведь не ты столкнул его туда, правда?
Нет! Господи, ты так думал?! Нет! Абсолютно нет. Я не сталкивал его. Меня там даже не было.
Плечи Итана обмякли, он громко выдохнул.
Хорошо, сказал он. Извини. Но почему мама считает
Потому что Теперь они переходили к самому главному. Потому что в тот вечер он должен был остаться у меня, а не идти домой один.
Итану потребовалось время, чтобы переварить это. Дядя не убийца. Нет нужды в сыновней мести. Можно опустить оружие.
Подожди, но еще один вопрос. Почему он не остался? Я имею в виду, не остался у тебя дома.
Вот оно: тот самый момент, с которым совесть Дэна боролась снова и снова, бесконечно, каждый чертов день с тех пор, как исчез Патрик.
Потому что Тошнота подступила к горлу, но он заставил себя вспомнить, как они, уставшие, спотыкаясь, вышли из паба. Дэн сердито шагал впереди и говорил Патрику, что тот должен идти домой, потому что ему не рады; он не хотел его видеть. И брат пожал плечами и ушел, оставив Дэна ощетинившимся от бессильной ярости. Как всегда! Патрик даже не мог как следует поспорить тогда, когда Дэну действительно нужно было с ним поговорить.
Он крепче сжал пальцами руль, пытаясь найти подходящие слова в ответ на вопрос Итана.
Мы поссорились, пробормотал он наконец ту же робкую фразу, которую блеял Зои, родителям, всем остальным, кто его спрашивал. Знаешь, как это бывает между братьями? Все было сказано сгоряча.
Дэн рискнул взглянуть на Итана, выражение лица которого было непроницаемым, напряженным и сосредоточенным. Он не выглядел убежденным, хотя слово «братья», несомненно, задело его за живое.
Послушай, я молю Бога, чтобы все изменить, вернуть тот вечер и сделать все по-другому, но я не могу, неожиданно серьезно сказал Дэн. Но в этом не было ничьей вины. Просто одна из тех ужасных, несчастливых вещей, которые иногда случаются.
Музыка достигла крещендо, и это казалось вполне уместно. Итан ничего не ответил. Дэн был почти уверен, что ему плевать на случаи или на то, чья это вина; его волновало только то, что у него больше нет отца, что однажды, ужасной февральской ночью его мир рухнул. «Я сделаю все, что могу, мысленно поклялся Дэн племяннику. Обещаю. Я всегда буду стараться делать для тебя все до конца своей и твоей жизни».
Глава шестая
На следующее утро Зои сидела в приемной врача и лениво просматривала на телефоне новостной сайт. Еще одна бессонная ночь, и она начала чувствовать, что теряет контроль над рассудком. Глаза болели, в голове звенело, все тело казалось тяжелым и неуклюжим. Она мечтала о снотворном, которое вырубит ее, отправит в забытье. «Мне нужна помощь». Она представляла, как скажет это доктору, когда наконец подойдет ее очередь. «Я так больше не могу. Несколько дней назад я разрыдалась на тротуаре, и меня спасла добрая продавщица. Что мне делать? Когда я снова начну чувствовать себя нормально?» Она надеялась, что не опозорится, разрыдавшись, но не могла этого исключить. В эти дни ее слезные протоки, казалось, были на взводе, постоянно готовые исторгнуть очередную порцию слез.
Хочешь, я приеду на выходные? спросила ее мама по телефону прошлым вечером.
Зои излила ей душу, и теперь в голосе матери звучала тревога. Боже, как заманчиво было ответить «да». Какая-то ее часть очень хотела спрятаться в убежище материнских объятий уткнуться в нее, как она делала, когда была маленькой застенчивой девочкой, но она все-таки с сожалением сказала «нет». Она должна справиться, ради детей, взять на себя ответственность за ситуацию, а не уклоняться от нее. Кроме того, если она будет слишком сильно полагаться на маму, то, возможно, никогда больше не сможет подняться.
Мари ОКоннор, услышала она голос женщины за стойкой регистрации и, повернув голову, увидела стоящую рядом знакомую по школе родительницу. Очень здорово. Сейчас точно начнется сочувствующий разговор типа «как поживаете?», в котором Зои не светит добраться до конца первого предложения, не утратив собственного достоинства. Она склонилась над телефоном, надеясь, что Мари не заметит ее в углу, молясь, чтобы ее вызвали на прием прямо сейчас, чтобы таким образом избежать неловкости.
Она услышала шаги Мари и ощутила сильный запах жасминовых духов, но никаких «как поживаете?» не последовало. Окинув взглядом маленькую комнату, она успела увидеть, что женщина заметила ее, а затем быстро отвернулась. Зои почувствовала, как у нее волосы встали дыбом. Такое случалось часто люди притворялись, что не видят ее, потому что чувствовали себя неловко рядом со скорбящей вдовой. И это во многом было еще хуже, чем раздражающее «как поживаете?». И догадайтесь, почему она чувствовала себя так чертовски неуютно каждую минуту. «Это просто потому, что они не знают, что сказать, успокаивала Клэр, когда Зои пожаловалась ей на это. И на самом деле здесь нечего сказать, кроме, разве что, мне так жаль, что это случилось, чем я могу помочь?.
«Так почему же тогда они этого не говорят? Вместо того, чтобы переходить на другую сторону улицы, чтобы избежать встречи со мной, как будто я чумная? Как будто я не вижу, как они ускользают, трусы!»
Ее тошнило от того, что люди избегали ее из-за собственной слабости. Ладно, десять секунд назад она, возможно, и не хотела бы никакого разговора, но теперь, напротив, чувствовала, что должна его начать.
Привет, Мари, многозначительно сказала Зои через оживленный зал ожидания. Я вас вижу.
Мари сразу же подняла глаза, на ее лице было написано чувство вины. У нее были светло-рыжие волосы и фарфоровая кожа, на которой даже слабый румянец расцветал огненным цветом.
Извините, я задумалась, сказала она, и это было такой откровенной ложью, что Зои с трудом сдержала сардоническое фырканье. Как вы? Мы все так скучаем по Патрику.
Зои Шеппард? окликнула появившаяся в дверях доктор. «Слава Господу».
Пока, Мари, сказала Зои, вставая со своего места и уходя. Ее нервные окончания ощетинились. «Мы все так скучаем по Патрику», сердито подумала она. Муж Мари, Джон, дружил с Патриком; не Мари, которая едва его знала. Некоторые люди просто любят наживаться на несчастье другого человека и присваивать его как свое собственное. У нее внезапно промелькнуло воспоминание о похоронах: Мари рыдала в глубине церкви, худая и красивая в своем черном траурном платье. «Как она посмела? думала Зои, следуя за доктором в кабинет. Проливала фальшивые слезы, на которые даже не имела права!»
Доктор Гупта посмотрела на записи Зои на компьютере, затем перевела взгляд на саму Зои. «Вот оно, профессиональное сострадание», подумала Зои, заметив склоненную голову доктора и обеспокоенный взгляд. Это длилось секунду.