Лорд Эмсворт обрел дар речи.
Галахад, начал он, не знаю, как тебе и сказать. Во-первых, лорд Эмсворт повис на перильцах, как мокрый носок, этот Парслоу истинный мерзавец.
Ничего нового. И что же?
Не перебивай!..
Ты говори, в чем дело. Значит, так: ты пошел к безнравственному баронету. Входишь в замок, он сидит босой. Холодно на него взглянув, ты сухо спросил: «Чему обязан честью?», а он, шевеля пальцами ног, ответил Чему ты обязан? Что он ответил?
Лорд Эмсворт немного успокоился, словно черпал силы из созерцания весомой красоты.
Галахад, спросил он, у тебя бывают предчувствия?
Не юли, Кларенс.
Я не юлю. Я рассказываю. Когда я вошел, мне что-то подсказало: он принес дурную весть. Он был какой-то зловещий. Знаешь, я не ошибся. Он говорит: «Добрый день, Эмсворт», а сам вынимает из кармана фотографию.
Чью?
Бросив для подкрепления сил еще один взгляд на Императрицу, подступившую к 54000-й калории, лорд Эмсворт проговорил, понизив голос:
Огромной свиньи, Галахад! И еще говорит: «Прошу! Победительница будущей выставки». Прямо так и сказал.
Галли его не понял. Ему показалось, что старший брат говорит загадками.
Это была фотография Красы Матчингема? уточнил он.
Нет, нет, нет. Что ты, что ты. Она в два раза больше. Новая. Только что привез из Кента. Зовут Королева. Галахад, голос девятого графа задрожал от страданий, Императрице будет очень трудно победить.
Неужели та свинья толще? удивился Галли, бросая искоса взгляд на свинью свиней.
Лорд Эмсворт был неприятно поражен.
Я бы не сказал. Нет, нет, не сказал бы. Но разница в каких-то унциях. Соревноваться теперь труднее.
Галли присвистнул. Кроме любви к брату, в дело входили и финансовые соображения как и Бидж, он поставил на Императрицу.
Вот почему Бинстед ходил такой гордый! А можно прикупать свиней? Я думал, надо растить своих собственных, какие есть.
Неписаный закон был всегда, а правила нет. Никому и в голову не приходила такая низость! Прямо поразительно!..
Чудовищно, согласился Галли.
А ужасней всего, что ее готовит к борьбе эта Моника.
Галли стал суровым. Увидев его, продавец заливных угрей бежал бы со всеми угрями, словно от грозы.
Долой Монику! сказал он.
Лорд Эмсворт заморгал.
Конни
Долой Конни! Нам не до ее прихотей. С ней управлюсь я. Кроме того, я предупрежу Парслоу, что мы таких штук не потерпим. Не забывай, Кларенс, он на этом не остановится. Если его не предупредить, он не оставит камня на камне, только бы унизить Императрицу.
Господи!
Да. Но ты не волнуйся. Я владею ситуацией. Главное вдохнуть страх Божий в Конни. Где она? Отравляет нервы чаем? Ничего, я с ней поговорю, как строгий дядюшка!
Галахад, сказал лорд Эмсворт, глубоко вздохнув, ты мне очень помогаешь!
Стараюсь, Кларенс, стараюсь, откликнулся Галли, установил покрепче монокль и, дыша решительностью, направился к замку. Лорд Эмсворт восторженно глядел ему вслед, не понимая, как может так держаться человек, который сейчас увидит Конни.
Что ж, Галахад это Галахад.
Глава II
1
А в замке, кое-как обувшись, сэр Грегори стоял у окна и глядел в парк.
Если вам нравятся тонкие, извилистые баронеты, вы не оцените сэра Грегори. То был высокий и толстый человек за сорок, похожий на тех вельмож, которые так расцвели во времена принца-регента (18111820). Как и Бидж, он утратил стройность, но вы могли бы сделать из него не двух вполне солидных дворецких, а двух солидных аристократов; утратил же он ее потому, что получил наследство и замок, которых у него не было в те дни, когда он слонялся по Лондону без гроша в кармане.
Если вы неравнодушны к яствам и винам, то, получив после тощих лет[5] много денег и обширный погреб, вы станете лицом к лицу с тяжкими соблазнами. В земле, текущей молоком и медом[6], естественно сесть поудобней и есть, пока не лопнешь. Так и случилось с сэром Грегори. Лишь железная воля спасла бы его от излишнего веса, а железной воли у него не было. День ото дня, долю кляня, он становился все то-о-ол-ще.
Терраса за окном сверкала в солнечном свете, но у балюстрады была тень от раскидистого дерева, а в этой тени стол, накрытый к чаю. За ним сидела леди Констанс Кибл, читая письмо. Сэру Грегори захотелось выйти к ней. После такого пути чашка чаю не помешала бы.
Когда он вышел на террасу, слегка ковыляя, ибо натер ногу, всякий подумал бы, что он размышляет о чае; но это было не так. Недели две назад он обручился и размышлял о своей невесте Глории Солт. Если кто-нибудь умилится, мы заметим, что мысли его были горьки. Он едва ли не жалел, что, сраженный ее сверкающей красотой, произнес: «Вот что, как вы насчет, а?» Мы бы не сказали, что за эти дни он прозрел, но кое-какие стороны ее характера заметно охладили его чувства.
Завидев его, леди Констанс опустила одно из писем, которые пришли к ней с дневной почтой, и приветливо улыбнулась. В отличие от своих братьев, Кларенса и Галахада, она любила сэра Грегори.
Как я рада вас видеть! сказала она. Что-то я не слышала машины.
Сэр Грегори объяснил, что пришел пешком, и леди Констанс удивилась.
Боже мой! Вы очень устали?
Отдохнул бы, ничего не скажу. Натер ногу, там пузырь.
Ах, господи! Приедете домой, проткните.
Хорошо.
Раскаленной иглой.
Спасибо.
Только не булавкой! А пока выпейте чаю. Пончик?
Сэр Грегори посмотрел на пончик странным, печальным взглядом и положил его на блюдо. Леди Констанс снова взяла письмо.
От Глории, сообщила она.
А! сдержанно отозвался сэр Грегори.
Послезавтра она сюда заедет. С секретарем все улажено.
Э?
Для Кларенса. Помните, вы собирались позвонить ей, чтобы она подыскала ему секретаря?
О! Значит, подыскала? Прекрасно.
Если бы с ними был лорд Эмсворт, он бы этого не сказал. Конни вечно приманивала в замок жутких людей в очках, истинное мучение, но сейчас их давно не было, и он надеялся, что опасность миновала.
Она его знает. Самый подходящий человек.
И это бы сразило несчастного графа, который именно и не хотел, чтобы им управляли подходящие люди.
Кларенс такой беспомощный, за ним надо присматривать. Как мило, что Глория это вспомнила. Прелестная девушка!
А? снова сказал сэр Грегори с прежней сдержанностью.
Такая спортивная, такая цельная. Я просто восхищаюсь. Как эти теннисные соревнования?
Сэр Грегори молчал. Он смотрел на пончик, тяжело вздыхая. Проследив за его взглядом, леди Констанс обратилась в удивленную хозяйку.
Вы ничего не едите! Вам не нравятся пончики?
Звук, который вырвался из самых глубин баронета, нельзя назвать вздохом. То был стон, примерно такой, какой издает на костре индеец.
Нравятся, глубоким, дрожащим голосом сказал он. Глория не разрешает.
Глория? Не понимаю!..
Как спартанский мальчик с лисой, сэр Грегори скрывал свою боль от мира, опасаясь насмешек. Изнурять себя в угоду женской прихоти и впрямь смешно. Но сейчас он больше не мог он просто бы лопнул, если бы не доверился доброму другу.
Глория, сказал он, считает, что я толстый. Если я не похудею, она расторгнет помолвку. Она говорит, что не будет стоять у алтаря с таким ну, в общем, с полным человеком. Вы же знаете этих спортивных девушек! Им подавай тренированных. Очень глупо. Я ей говорю: «Да что вы, я же не спортсмен!» и все впустую. Пока я похож на воздушный шар это ее слова, она за меня не выйдет. Посмеяться она любит, но всему есть предел. Так и сказала.
О господи!
Изливать душу приятно. Сэру Грегори стало легче. Хозяйка в ужасе смотрела на него, как бы приговаривая: «Ах!» или «О!», и на него снизошла та легкость речи, которая так помогла Отелло в похожей ситуации.
Ни масла, продолжал он, ни сахара, ни хлеба, ни супа, ни соуса, ни спиртного, что там картошку есть нельзя. Это не все. Она составила список ужасных упражнений. Утром быстро встать. Глубоко вдохнуть. Коснуться ножных пальцев. Легкий завтрак. Прогулка. Легкий полдник. Опять прогулка сейчас я ее и совершаю, ногу натер Зачем вас утомлять? спохватился сэр Грегори, собрав все свое мужество. Да, я в аду, что поделаешь Нет, нет, вторую чашку нельзя!