Поэтому они продолжали поедать людей в своей кладовой. А когда запас кончался, я думаю, они его пополняли.
Найл взял со стола колокольчик и позвонил. В комнату поспешно вошла Джарита.
— Сходи на кухню и попроси прийти сюда Ниру.
— Слушаю, мой господин. Они остались одни. Найл с угрюмым видом жевал корку хлеба; аппетит безвозвратно пропал. Вайг же ел с прежним смаком.
— Не пойму, почему ты не сказал мне об этом сразу же, как только узнал.
Вид у Вайга был сконфуженный.
— Меня, честно говоря, пару дней не было во дворце…
— Ну сказал бы, как только вернулся!
— А тогда, наоборот, не было тебя. Ты осматривал портовые сооружения. Всегда такой занятой, просто не подступись, — он вынул платок и потыкал кровоточащий палец. — Всегда работаешь как на износ, я себя чувствую последним лентяем.
— А тебе что мешает?
— Кем? — Вайг развел руками. — От меня что на заседаниях, что на совещаниях нет толку. Что мне еще остается, кроме как любиться да обжираться? — Да, действительно, Ваигв последнее время изрядно прибавил в весе. — Я бы тебе вот что сказал, — произнес он с неожиданной серьезностью. — Я часто жалею, что не нахожусь опять в пустыне, где можно вволю охотиться.
Найл хмыкнул.
— В пустыне-то девочек нет.
— Эх, пресытиться можно чем угодно… — он собирался сказать что-то еще, но тут опять вошла Джарита, а следом за ней Нира, хорошего сложения девушка лет примерно двадцати, с кроткими карими глазами и на удивление тонким профилем. Красота девушек в паучьем городе никогда не переставала удивлять Найла, хотя и ясно было, что все это результат взыскательного отбора.
Она стояла перед ними, опустив глаза и сложив руки на переднике. Длинные каштановые волосы, сплетенные в косу, были кольцом уложены на затылке — обязательное правило для женщин, работающих на кухне.
— Вайг сказал мне, что у тебя исчез один из братьев. Это так? — осведомился Найл. Девушка кивнула, волнение, видимо, мешало ей отвечать. Найл настроился на ее мысли и уяснил, что она ни жива ни мертва от волнения и испуга. Он ошарашенно понял: она считает его чуть ли не полубогом и боится, что за ней он послал, собираясь отчитать и прогнать за заигрывания с Вайгом.
— Расскажи мне, что случилось, — попросил Найл ласково. Девушка откашлялась.
— Он вышел, когда уже стемнело, и не вернулся.
— Ты где живешь?
— На улице кожемяк.
— Там нет освещения? — она кивнула.
— И куда он пошел?
— Через улицу, к товарищу. Он там оставил лошадку.
— Лошадку?
— Деревянную игрушку. Он просто бегал ее забрать.
— Ты выходила его искать? — она покачала головой.
— Почему?
— Мы не выходим после того, как стемнеет…
— Почему?
— Н-ну, нельзя все же…
— Но это было в дни рабства! Теперь-то вы можете ходить куда угодно!
Девушка кивнула, так и не поднимая глаз, щеки запунцовели от смущения. Тут до Найла дошло. Семья этой девушки привыкает к свободе с трудом. Сломить укоренившуюся за всю жизнь привычку ох как не просто. Вот почему они не стали сообщать об исчезновении ребенка. Он вышел после того, как стемнело, а это против закона, вот их и наказали.
— А были еще какие-нибудь исчезновения?
— Было одно. Девушка с соседней улицы…
— Кто-то что-нибудь слышал?
— Нет.
Этого следовало ожидать. Паук бесшумно сваливается из темноты, парализуя добычу силой воли, и через считанные секунды взмывает с ней в воздух; и не видно, и не слышно.
— Ладно. Спасибо, Нира. Я посмотрю, можно ли чем-нибудь помочь. — Девушка так и стояла бессловесно, боязливо думая, что же с ней будет.