Найл указал на кулон, лежащий возле стены.
— Эта штука чуть меня не доконала. Старец подобрал вещицу.
— Не может быть. Это просто кусочек металла.
Найл был так истощен, что не хватало сил спорить.
— Это какой-то проводник, — выговорил он.
Старец покачал головой.
— Мой анализ показывает, что это сплав меди и цинка, с небольшой примесью золота. Структура совершенно инертная, а, следовательно, проводником быть не может.
— Мне наплевать, что там показывает твой анализ, — от усталости и унылого отчаянья голос у Найла звучал сдавленно и прерывисто. Он принудил себя держаться спокойно, и опустился головой обратно на подушку. Машина мира тотчас завибрировала — автоматическая реакция на напряжение лежащего; мгновенно полегчало.
— Прошу тебя, отключи эту штуку. — Вибрация прекратилась. — Я не желаю засыпать. Хочу выяснить, в чем дело. — Найл глубоко вздохнул. — Я очутился в темной комнате бок о бок с убийцей Скорбо. На возвышении вроде трона сидел старик в длинной черной мантии. И когда он уловил, что там нахожусь я, полоснул по мне своим взглядом.
— Как раз в ту секунду я понял, что ты видишь кошмар, и нажал на кнопку.
— Это мне не привиделось! — Найл с трудом сдерживался, чтобы не повысить голос. — Я уверен, что он существовал на самом деле.
— Очень хорошо, он существовал на самом деле, — ровный, сдержанный голос вызывал глухую ярость. — А убийца Скорбо?
— И он тоже. Он первым меня и обнаружил.
— Тогда получается, он не умер?
— Почему, умер, — голос у Найла звучал устало, плоско.
— Разве такое возможно? Ты же сказал, что он был живой.
— Я сказал, что он существовал. Возможно, имел что-то общее с привидением.
— Стигмастер не допускает существования привидений, разве что в смысле психологии. Торвальд Стииг полагает, что привидение — примитивное суеверие.
— Мне все равно, что там полагает Стииг, — проговорил Найл не открывая глаз. — Я тебе рассказываю все как было. — Машина мира включилась снова. Когда расслабляющие волны пошли через тело, Найл не устоял перед соблазном сгладить в себе усталость и отчаяние. Но что-то в нем было против этого пассивного восприятия физического комфорта.
— Выключи эту штуку, — велел он. — Мы должны докопаться до самой сути.
— Разумеется. — Вибрация прекратилась. — Но прежде вдумайся в то, что я тебе говорю. Твое описание по всем своим признакам сходится с кошмаром. Ты доказываешь, что это происходило на самом деле. Но забываешь, что психоскоп не имеет силы сон обращать в явь.
Это звучало в высшей степени убедительно. Найл вдруг осознал, что старец, видно, и в самом деле прав.
— Но почему я после кошмара чувствую себя таким разбитым?
— Вот почему я тебя и предупреждал: не стоит пользоваться психоскопом при переутомлении. Усталость создает отрицательные эмоции, а психоскоп их усиливает.
— Но не до такой же степени, что потом чувствуешь себя полумертвым?
— Обычно нет. Но уж это легко можно проверить.
— Каким образом?
— Измерив твое жизненное поле, — старец вышел у Найла из поля зрения, и вскоре вернулся с двумя витыми растяжными шнурами, похожими на длинные пружины. На концах обоих виднелись присоски-раструбы. Один конец старец протянул Найлу.
— Ну-ка, приладь себе ко внутренней стороне бедра.
Найл поднял тунику и прижал раструб к коже; тот мгновенно присосался.
— А теперь будь добр, смочи нижнюю губу.
Второй раструб старец приложил Найлу к губе; чувствовалось, как тот плотно прихватил кожу.
— Для чего это?
— Замерять жизненное поле, обусловленное твоим жизненным тонусом, — старец скрылся за машиной.