Отец кивнул мне. Нетвердо ступая, я подошла к нему и подала руку. Царственный гость посмотрел на меня, и в его взгляде вспыхнуло восхищение. Первый раз в жизни я столкнулась с удивительным фактом, который в будущем станет для меня обычным делом: я была призовым животным, которое должно было достаться тому, чья ставка окажется выше, ни больше ни меньше.
Она совершенство, обратился Агамемнон к отцу. Как тебе удается производить на свет таких красивых детей, Тиндарей?
Отец засмеялся, держа мать за талию.
От меня в них только половина, мой господин.
Потом они отвернулись и оставили меня беседовать с Менелаем, но я успела услышать вопрос верховного царя:
Что правда и что нет в той истории с Тесеем?
Мать тут же вмешалась:
Он похитил ее, мой господин. К счастью, для афинян это оказалось последней каплей. Они изгнали его прежде, чем он успел лишить ее девственности. Кастор с Полидевком вернули ее домой нетронутой.
Ложь! Ложь!
Менелай смотрел на меня в упор; я самодовольно вскинула голову.
Ты первый раз в Амиклах?
Он что-то промямлил, тряся головой.
Ты что-то сказал?
«Н-н-н-н-н-нет», смогла я разобрать.
Он еще и заикается!
Съехались женихи. Менелай был единственным, кому было дозволено остановиться во дворце благодаря родственной связи с нашей семьей и влиянию брата. Остальные разместились в домах придворных вельмож и на постоялых дворах. Их было не меньше ста. Я сделала приятное открытие: никто из них не был так же скучен и отвратителен, как рыжеволосый заика Менелай.
Филоктет с Идоменеем приехали вместе: высокий, словно отлитый из золота Филоктет, пышущий здоровьем, и надменный Идоменей, шагающий горделивой поступью, с осознанным высокомерием мужа, рожденного в доме Миноса, кому уготовано стать царем Крита после Катрея.
Когда широким шагом вошел Диомед, я увидела лучшего из них. Истинный царь и воин. У него был вид человека, познавшего всю ойкумену, как и у Тесея, разве что он был настолько же смугл, насколько Тесей белокур, он был смуглым, как Агамемнон. Красавец! Высокий и гибкий, словно черная пантера. Его глаза сверкали безудержным весельем, губы, казалось, не устают смеяться. И в первое же мгновение я поняла, что на него пал бы мой выбор. Он говорил со мной, раздевая взглядом; острое желание пронзило меня, и моя плоть жадно заныла. Да, я бы выбрала царя Диомеда из Аргоса, который находится по соседству.
Как только прибыл последний гость, отец устроил пышный пир. Я сидела на тронном помосте, как царица, притворяясь, будто не замечаю пылких взглядов, которые кидали на меня сотни пар глаз, исподтишка бросая свой собственный на Диомеда, который внезапно перевел внимание с меня на мужа, пробирающегося между скамьями, мужа, чей приход кто-то приветствовал возгласами ликования, а кто-то хмурым взглядом исподлобья. Диомед вскочил и закружил незнакомца в объятиях. Они перекинулись парой слов, потом незнакомец похлопал Диомеда по плечу и направился дальше к тронному помосту, поприветствовать отца с Агамемноном, которые поднялись ему навстречу. Агамемнон встал? Верховный царь Микен никого не приветствовал стоя!
Он отличался от остальных, этот незнакомец. Он был высоким, и был бы еще выше, если бы его ноги были пропорциональны туловищу. Но это было не так. Они были чересчур короткими и кривоватыми; его мускулистый торс казался слишком большим для таких коротких опор. Лицо же его отличалось замечательной красотой, с тонкими чертами и парой огромных сияющих серых глаз, ярких и выразительных. Волосы у него были рыжие, самого яростного оттенка, который я когда-либо видела; Клитемнестра с Менелаем рядом с ним казались блеклыми тенями.
Когда взгляд его упал на меня, я почувствовала его силу. Мурашки пробежали у меня по коже. Кто же он?
Отец нетерпеливо махнул рабу, который поставил между ним и Агамемноном еще одно подобающее царю кресло. Кто же это, почему ему воздают такие почести, которые, судя по всему, совсем не произвели на него впечатления?
Это Елена, представил меня отец.
Неудивительно, что здесь собралась вся Эллада, Тиндарей, бодро ответил гость, взяв с блюда куриную ножку и впившись в нее белыми зубами. Правы были слухи: она самая красивая женщина в ойкумене. Жди неприятностей от этой своры горячих голов, ведь ты осчастливишь одного и слишком многих разочаруешь.
Агамемнон удрученно посмотрел на отца, и они оба расхохотались.
Не успел приехать, Одиссей, а уже зришь в корень, как всегда, произнес верховный царь.
Мое изумление прошло, и я почувствовала себя дурой. Конечно, это же Одиссей. Кто еще осмелился бы говорить с Агамемноном как с равным? Кому еще могли поставить царское кресло на тронном помосте?
Я много о нем слышала. Его имя возникало всегда, когда бы ни шла речь о законах, судилищах, новых податях или войне. Отец однажды предпринял долгое путешествие на Итаку только ради его совета. Он считался самым умным человеком во всей ойкумене, умнее даже Нестора и Паламеда. И он был не просто умен, он был мудр. Поэтому ничего удивительного, что в моем воображении Одиссей был почтенным старцем с седой бородой, сгорбленным от долгой жизни, таким же дряхлым, как царь Пилоса Нестор. Когда Агамемнону требовалось принять важное решение, он посылал за Паламедом, Нестором и Одиссеем, но обычно решение принимал Одиссей.
О Лисе с Итаки так его прозвали ходило много слухов. Его царство состояло из четырех скалистых бесплодных островков у западного побережья, владений бедных и жалких по сравнению с другими царствами. Дворец его был скромных размеров, и он сам пахал землю, ибо его подданные не могли собрать достаточно налогов, чтобы обеспечить ему праздность. Но при всем при этом его имя принесло Итаке, Левкаде, Закинфу и Кефаллении славу.
В то время когда он приехал в Амиклы и я впервые с ним встретилась, ему было не больше двадцати пяти лет а может, и того меньше, если правда, что мудрость обладает силой старить лица людей.
Они продолжили разговор, возможно позабыв, что я сидела по левую руку от отца и могла подслушивать с совершенно невинным видом. И поскольку с другой стороны от меня сидел Менелай, ничто меня не отвлекало от этого занятия.
Ты собираешься просить руки Елены, дорогой друг?
Одиссей выглядел так, словно замыслил шалость.
Ты видишь меня насквозь, Тиндарей.
Конечно, вижу, но на что она тебе? Я никогда не думал, что ты падок на красоту, хотя за ней дают и приданое.
Он состроил гримасу:
Любопытство! Ты забываешь о моем любопытстве! Неужели ты думал, будто я пропущу такое зрелище!
Агамемнон усмехнулся, а отец рассмеялся в голос.
Зрелище! Что мне делать, Одиссей? Посмотри на них! Сто и один царь и царевич, и все, как один, пялятся друг на друга, гадая, кому выпадет удача, и готовятся оспорить мой выбор, не важно, насколько он логичный и выгодный.
Агамемнон вступил в разговор:
Это превратилось в состязание. Кто в большей милости у верховного царя Микен и его тестя Тиндарея Лакедемонского? Они знают, что Тиндарей прислушивается к моим советам! Из этого не выйдет ничего, кроме долгой вражды.
Точно. Взгляните на Филоктета, как гордо он выгибает спину и фыркает. Не говоря уже о Диомеде с Идоменеем. А еще есть Менесфей. И Еврипил. И другие.
Что же нам делать? спросил верховный царь.
Ты просишь моего совета, мой господин?
Прошу.
Я замерла, начиная понимать, насколько мало я значила. Вдруг мне захотелось плакать. Мой выбор? Нет! Это будет их выбор, Агамемнона и моего отца. Но сейчас моя судьба была в руках Одиссея. Интересовала ли я его? И тут он подмигнул мне. У меня упало сердце. Нет, ему не было до меня дела. В его красивых серых глазах не блеснуло ни искорки желания. Он приехал не для того, чтобы искать моей руки; он приехал, ибо знал, что будет нужен его совет. Он приехал только ради того, чтобы упрочить собственное положение.