Попрошу минуточку внимания! Минуточку! Почтенные! закричал тоненьким голосом менестрель.
Он безуспешно пытался призвать к хоть какой-нибудь тишине, но его голос потонул в толпе, которая заполонила таверну из-за дождя. Кто-то работал челюстями, кто-то пил принесенную кровь, а кто-то просто пережидал ливень, толкаясь в проходах между занятыми столами.
Снаружи не переставало грохотать, и молнии пронзали небо, с каждой вспышкой освещая на мгновение помещение таверны.
Такова была южная весна с дождями, грозами и слякотью.
К Юлиану подскочила юркая девушка и улыбнулась:
Там стол освободился, Момо, прощебетала она. Чего ты стоишь?
Юлиан мотнул головой.
Ты меня с кем-то перепутала.
Момо, ты чего
Говорю еще раз, спутала ты меня, милая девушка.
Служанка, удивленно качнув плечами, пропала где-то в подсобных помещениях. Под навес таверны вошли два стражника, и Юлиан отступил чуть дальше в полутьму, прислушался к гудящей толпе. Компания слева расчехлила трубки и принялась курить, попыхивая тягучим дымом.
Справа за деревянной колонной раздался голос.
Момо, друг! прогромыхал крупный человек в простеньком костюме: шаровары, рубаха да короткий плащ.
Юлиан смолчал, хотя это было адресовано ему, и лишь нахмурился, продолжая слушать таверну. Пальцами он нащупал рабский ошейник и убедился, что тот надежно спрятан под лентами. Незнакомец справа пожал плечами и снова замолотил ложкой.
Все вокруг гремело и звенело. Толпа неустанно говорила. Запела лютня менестреля, который смог воззвать к тишине. Запела она о северных женщинах, да не простых, а голых, манящих и красивых. Народ радостно загудел и стал подкидывать в шляпу на полу монетки. Получив одобрение толпы, менестрель, донельзя довольный, откланялся и стал напевать уже другую песню. Пел он про двух ротозеев, которые открыли свои рты посреди дороги, отчего у них сбежали рабы. Однако песня эта, донельзя сказочная, уже не снискала такой славы, как первая, потому что женщин любят все, а уж северных: с их синими глазами, белоснежной кожей и черными волосами, так и вовсе считают образцом красоты.
Человек справа от Юлиана продолжать энергично работать ложкой в каше, закусывая хлебным ломтем.
Эй, Момо! Да присядь ты уже! закричал он, перекрывая гул. Да чего встал столбом? Ну как чужой!
Дождь стал стихать. Юлиан поначалу мотнул головой и уж было направился к выходу, как вдруг заметил напротив таверны проходящего охранника Иллы. Тогда он шмыгнул за стол к мужику, чтобы укрыться за колонной. Меньше всего он сейчас хотел встречаться с теми, кто был приставлен к нему для контроля.
А ты ж с севера, Момо? спросил мужик.
С Ноэля, не спуская глаз с двери таверны, ответил Юлиан.
А-а-а, понятно. У вас там правда такие девки красивые водятся? Ну, как этот брынькальщик пел
Водятся.
Везет Я б с такой бы пообнимался. Эх Ладно, рад был снова увидеться. Бывай!
Снова? спросил Юлиан. Послушай, я тебя не припомню. Ты меня с кем-то перепутал.
Да как же Несколько ж дней назад ели с тобой. Ты взял кашу, пшенку, а я овсянку.
Я не могу есть кашу, Юлиан широко улыбнулся, обнажив клыки. Ты точно перепутал.
Да нет, я слепой что ль? Вот как сейчас тебя тогда видел.
Пил?
Ну, было дело, да, вечер был, пивка накатил слегка до этого. Тут оно забористое, хорошее из-под руки пивовара Брегена, мужик отодвинул миску и грохнул на стол пару монет. Ладно, может, действительно что спутал. Бывай
С этими словами он поднялся и исчез из таверны, спеша на работу. Да и проливень как раз прекратился.
Юлиан еще некоторое время сидел за столом, выжидая время, и слушал новости касаемо войны. В начале весны НорМастри и НорЭгус схлестнулись на Узком тракте в Куртуловской провинции. Там наги короля заняли удобную позицию на холме, и войскам мастрийцев пришлось отступить под шквалом длинных стрел, выпущенных из огромных луков. Узкий тракт во второй раз, как и годом ранее, остался за змеиным королем.
Еще шептал народ про розыск королевством НорМастри магов-беглецов, которые отказались от своего долга и дали деру кто куда. Юлиан с улыбкой вспомнил труса Йонетия, бродячего мага, который повстречался им с Вицеллием и Фийей по пути в Элегиар.
Люди очень ждали летний праздник Прафиала, а вместе с ним смаковали приближение дня Зейлоары, когда на площадях будут танцы и пения юных суккубов и инкубов, а у озер-купален храма богини соберутся нагие девушки.
Юлиан поднялся со скамьи, которую тут же занял шустрый человек, одетый как писарь, и пошел к менестрелю. Кто же этот Момо?
Эй, почтенный, обратился он к жующему в углу сырную лепешку музыканту.
А? Что опять? Хочешь сказать, что теперь я твой стул занял?
Смуглый менестрель недовольно посмотрел на посетителя и на всякий случай пододвинул лютню поближе к себе.
Нет. Я хочу спросить, где ты меня видел в последний раз?
Менестрель прополоскал горло дешевым винцом и задумался.
А-а-аНу на прошлой неделе, да. Я же говорил. Ты не помнишь?
Выпил, соврал Юлиан. Так что я делал?
Ну, с барышней сидел, еще пару бронзовичков подкинул мне за выступление. Дамочка с борделя за углом. Ей пива подливал весь вечер, менестрель пожал плечами. Ну, постоянно ж разгульных дам водишь сюда или они тебя.
А часто появляюсь я тут?
Да вот, бывает. Ну, рядом же живешь.
Где же я живу? удивился Юлиан.
Ты не помнишь, где живешь? вскинул тонкие и словно выщипанные брови музыкант.
Иногда я память теряю, говорю же, выпил в тот день и ничего не помню. Так где?
Ну Я бы вспомнил, честно, да тоже иногда теряю память. В детстве мамка роняла да братец по ушам хлопал. Пару бронзовичков бы
Юлиан достал из тугого кошеля три бронзовых сетта и швырнул перед музыкантом. Тот довольно кивнул, хотя и не без обиды за то, что его отогнали от полюбившейся ему деревянной опоры.
Соседний квартал, восточнее портновского цеха, красно-белое здание в три этажа. Я видел тебя выходящим оттуда иногда. Такое косое, рядом с четырехэтажным доходным домом.
Понял, спасибо.
Юлиан покинул таверну и поспешил туда, куда его направил музыкант. Периодически он оглядывался, но никого из людей Иллы так и не увидел, хотя раз уж они тут рыскают, то далеко уйти не могли. И пока побег откладывался из-за истязателя, нужно выяснить, кто же этот Момо, с которым его спутали сразу три человека.
Улочка изогнулась, и вампир попал в соседний квартал с очень узким проходом между домами, где двум встречным, чтобы разминуться, придется притереться друг с другом. Отвратительно пахло испражнениями. Юлиан поморщился от жуткой вони, которая обострилась после ливня. Похоже, это место использовали, как отхожее, из-за близости к главной улице.
Элегиар, как и все великие города, был городом контрастов. Тут соседствовали друг с другом нищие кварталы, где люди жили, как крысы в амбарах, и сверкающие золотом районы аристократии, с садами и сотней прислуги. И именно в Элегиаре этот контраст был столь резок, а улочки Трущоб так узки и гадки, что Юлиан невольно почувствовал томление по простору особняка в Ноэле.
Как тот, кто вырос в деревне посреди величественных и старых сосен, меж рек и лугов с цветами, Юлиан всей душой ненавидел тесноту больших городов. Да, его очаровывали праздничные и широкие мостовые, но стоило свернуть в сторону и ему хотелось убежать, уйти от этих сдавливающих клеток. Он вспомнил вечера под сенью сосен в Ноэле, вспомнил пение цикад и благоухание голубых олеандров и вздохнул. Юлиану этого не хватало, но возвращаться в Ноэль к матушке бессмысленно, ибо она явно была замешана во всем, что сейчас происходило.
Наконец, он нашел, что искал. Доходный дом с посеревшим и старым камнем, окрашенный в белое и красное, находился практически в тупике.