– Не нравятся мне его почки, – сказал Крепс.
Леруа взглянул на экран:
– Почки как почки. Бывают хуже. Впрочем, кажется, регенерированные. Что с ними делали в прошлый раз?
– Сейчас проверю. – Крепс набрал шифр на диске автомата.
Леруа откинулся на спинку кресла и что‑то пробормотал сквозь зубы.
– Что вы сказали? – переспросил Крепс.
– Шесть часов. Пора снимать наркоз.
– А что будем делать с почками?
– Вы получили информацию?
– Получил. Вот она. Полное восстановление лоханок.
– Дайте сюда.
Крепс знал манеру шефа не торопиться с ответом и терпеливо ждал.
Леруа отложил пленку в сторону и недовольно поморщился:
– Придется регенерировать. Заодно задайте программу на генетическое исправление.
– Вы думаете, что?..
– Безусловно. Иначе за пятьдесят лет они не пришли бы в такое состояние.
Крепс сел за перфоратор. Леруа молчал, постукивая карандашом о край стола.
– Температура ванны повысилась на три десятых градуса, сказала сестра.
– Дайте глубокое. охлаждение до… – Леруа запнулся. Подождите немного. Ну, что у вас с программой? – обратился он к Крепсу.
– Контрольный вариант в машине. Сходимость девяносто три процента.
– Ладно, рискнем. Глубокое охлаждение на двадцать минут. Вы поняли меня? На двадцать минут глубокое охлаждение. Градиент – полградуса в минуту.
– Поняла, – ответила сестра.
– Не люблю я возиться с наследственностью, – сказал Леруа. – Никогда не знаешь толком, чем это все кончится.
Крепс повернулся к шефу:
– А по‑моему, вообще все это мерзко. Особенно инверсия памяти. Вот бы никогда не согласился.
– А вам никто и не предложит.
– Еще бы! Создали касту бессмертных, вот и танцуете перед ними на задних лапках.
Леруа устало закрыл глаза.
– Вы для меня загадка, Крепс, извечная загадка сфинкса. Порою я вас просто боюсь.
– Что же во мне такого страшного?
– Ограниченность.
– Благодарю вас.
– Минус шесть, – сказала сестра.
– Достаточно. Переключайте на регенерацию.
Фиолетовые блики вспыхнули на потолке операционного зала.
– Обратную связь подайте на матрицу контрольного варианта программы.
– Хорошо, – ответил Крепс.
– Наследственное предрасположение, – пробормотал Леруа. Не люблю возиться с такими вещами.
– Я тоже, – сказал Крепс. – Вообще все это мне не по нутру. Кому это нужно?
– Скажите, Крепс, вам знаком такой термин, как борьба за существование?
– Знаком. Учил в детстве.
– Это совсем не то, что я имел в виду, – перебил Леруа. Я говорю о борьбе за существование целого биологического вида, именуемого Хомо Сапиенс.
– И для этого нужно реставрировать монстров столетней давности?
– До чего же вы все‑таки тупы, Крепс! Сколько вам лет?
– Тридцать.
– А сколько лет вы работаете физиологом?
– Пять.
– А до этого?
Крепс пожал плечами:
– Вы же знаете не хуже меня.
– Учились?
– Учился.
– Итак, двадцать пять лет – насмарку. Но ведь вам, для того чтобы что‑то собой представлять, нужно к тому же стать математиком, кибернетиком, биохимиком, биофизиком, короче говоря, пройти еще четыре университетских курса.