— А там от него тоже тянется такая полоса?
— Нет.
— А небо там какого цвета?
— Черное, — сказал папа. — Там все другое... незнакомое и... враждебное.
— Почему? — спросил я.
— Я когда-нибудь расскажу тебе подробно, сынок, — сказал он. — А сейчас идемте ужинать.
Дома мы затеяли очень интересную игру. Мама стояла у холодильника, а мы угадывали, что у
нее в руках. Конечно, каждый из нас называл свои любимые блюда, и каким-то чудом оказывалось,
что мы каждый раз угадывали. Поэтому ужин у нас получился на славу.
Папа откупорил бутылку вина и сказал, что мужчинам после купания совсем не вредно
пропустить по рюмочке. Он налил мне и себе по полной рюмке, а маме — немножко. "Только чтобы
чокнуться", — сказала она.
После ужина мы смотрели по телевизору концерт, и диктор перед началом сказал, что этот
концерт посвящается нам. Мама даже покраснела от удовольствия, потому что она очень гордится
тем, что у нас такой знаменитый папа.
Передавали самые лучшие песни, а одна певица даже пропела мою любимую песенку о белочке,
собирающей орешки. Просто удивительно, как они об этом узнали.
Когда кончился концерт, папа сказал, что ему нужно садиться писать отчет, а я отправился
спать. Я уже лежал в постели, когда мама пришла пожелать мне спокойной ночи.
— Мам, посиди со мной, — попросил я.
— С удовольствием, милый, — сказала она и села на кровать.
В открытое окно светила луна, и было светло совсем, как днем. Я смотрел на мамино лицо и
думал, какая она красивая и молодая. Я поцеловал ее руку, пахнущую чем-то очень приятным и
грустным.
— Мама, — спросил я, — почему это запахи бывают грустные и веселые?
— Не знаю, милый, — ответила она, — мне никогда не приходилось об этом думать. Может быть,
просто каждый запах вызывает у нас какие-то воспоминания, грустные или веселые.
— Может быть, — сказал я.
Мне было очень хорошо. Я вспоминал проведенный день, самый лучший день в моей жизни, и
думал, что впереди еще восемьдесят девять таких дней.
— Ох, мама, — сказал я, — какая замечательная штука жизнь и как не хочется умирать!
— Что ты, чижик?—сказала она. — Тебе ли говорить о смерти? У тебя впереди огромная жизнь.
Мне было ее очень жалко: еще на "Альбатросе" ночью я слышал, как они с папой говорили об
этой ужасной болезни, которой папа заразился в космосе, и о том, что всем нам осталось жить не
больше трех месяцев, если за это время не найдут способа ее лечить. Ведь поэтому экипаж
"Альбатроса" был одет в скафандры, а мы никуда не выходили из каюты. И в океане, вероятно, нам
нельзя купаться, потому что эта болезнь такая заразная.
И все же я подумал, что, когда люди так любят друг друга, нужно всегда говорить только
правду.
— Не надо, мамочка, дорогая, — сказал я. — Ведь даже, если не найдут способа лечить эту
болезнь...
— Найдут, — тихо сказала мама. — Обязательно найдут. Можешь быть в этом совершенно уверен.
РЕШАЙСЯ, ПИЛОТ!
Марсианка шла, чуть покачивая бедрами, откинув назад маленькую круглую голову. Огромные
черные глаза слегка прищурены, матовое лицо цвета слоновой кости, золотистые губы открыты в
улыбке, на левом виске — зеленый треугольник — знак касты Хранителей Тайны.