Мои вещи еще не доехали, сказал я, но скоро доедут.
Да, грустновато тут. Ирена улыбнулась.
Девушки уселись на диван и плотно сдвинули колени, а я, сев на стул напротив, закинул ногу на ногу, потому что бугор на штанах никуда не делся. Еще бы, ведь она сидела в метре от меня.
Сколько тебе лет? спросила она.
Восемнадцать, ответил я, а тебе?
Шестнадцать, сказала Ирена.
Семнадцать, подала голос Хильда.
Ты, значит, только после гимназии? спросила Ирена.
Я кивнул.
А я во втором классе гимназии учусь, сказала Ирена, в Финнснесе. Там школа-интернат. Я в общежитии живу. Если хочешь, заходи в гости. Ты наверняка будешь в Финнснесе.
Хорошо, зайду, согласился я.
Наши взгляды встретились.
Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.
Но вообще-то я из Хеллевики. Это такая деревня если дальше ехать, через гору, то приедешь в Хеллевику. Несколько километров отсюда. Ты машину водишь?
Нет, сказал я.
Жалко, она вздохнула.
Мы немного помолчали. Я встал, принес пепельницу и пачку табака и скрутил себе самокрутку.
Не угостишь? попросила она. Мои в куртке лежат.
Я бросил ей пачку.
Я когда вчера тебя в автобусе увидела, проговорила она, мастеря самокрутку, то даже посмеялась. У тебя был такой вид, будто ты в окно решил вылезти.
Они расхохотались. Ирена облизнула клейкую полоску на бумаге, примяла самокрутку указательными и большими пальцами, сунула ее в рот и закурила.
Здесь так охрененно красиво оказалось, сказал я, а я же не знал, как оно тут будет. Я про Хофьорд только название и знал, да и его узнал недавно.
А почему тогда ты сюда приехал?
Я пожал плечами:
Мне на бирже труда дали список мест, и я выбрал это.
Этажом выше послышались шаги, и мы все посмотрели на потолок.
Ты уже познакомился с Туриль? спросила Ирена.
Да вроде как, ответил я, а ты ее знаешь?
Конечно. Тут все друг друга знают. В Хеллевике и Хофьорде.
И на Фюглеойе, добавила Хильда.
Повисла тишина.
Хотите кофе? я привстал.
Ирена покачала головой:
Нет, нам, наверное, пора. Что скажешь?
Надо идти, поддакнула двоюродная сестра.
Мы встали, я взял их куртки и, подавая ей куртку, подошел ближе, чем, строго говоря, требовалось. Полный воспоминаний о ее бедрах, туго обтянутых джинсами, о ее икрах, лодыжках и удивительно маленьких ступнях, о ее горле и полной груди, ее небольшом носике и голубых глазах, одновременно доверчивых и наглых, я прикрыл дверь. Девушки просидели у меня минут десять, может, пятнадцать.
Я пошел на кухню варить кофе, когда в дверь снова постучали. Она вернулась, но на этот раз одна.
На следующие выходные в Хеллевике вечеринка будет, сказала она. Я поэтому и заходила хотела тебе сказать. Хочешь сходить? Как раз с местными познакомишься.
Ясное дело, хочу, ответил я. Если получится, то обязательно приду.
Получится? переспросила она. Просто поезжай с кем-нибудь туда все поедут. Там и увидимся! Она подмигнула, повернулась и пошла вниз по дороге, к Хильде, которая ковыряла ботинком асфальт на обочине.
На следующее утро, когда едва перевалило за восемь, я впервые за сутки вышел из квартиры. Солнце, висящее над горами на востоке, светило прямо в дверь, а когда я закрыл ее, то лицо мне погладил ласковый летний воздух. Однако стоило мне отойти на несколько метров, туда, где тянулась тень от гор, как стало холоднее, и мысль о том, что в воздухе тоже существуют омуты, течения и заводи, стремнины и пороги, странным образом бодрила. Передо мной, на небольшой площадке, располагалась школа. Я не то чтобы боялся туда идти, но нервничал, и по мере приближения меня крошечными молниями пронзала тревога.
Школа ничем не отличалась от других: с одной стороны длинное одноэтажное здание, связанное смахивающим на туннель переходом с другим корпусом, более новым и высоким, где располагались мастерские, спортзал и маленький бассейн. Между двумя корпусами был школьный двор, он продолжался и позади, до полноценного футбольного поля. За ним на насыпи возвышалось здание, которое я принял за общественный центр.
Перед входом в школу стояли две машины большой белый джип и низенький черный «ситроен». В школьных окнах блестело солнце. Дверь была открыта, и я вошел в вестибюль, где линолеум казался почти белым в солнечных лучах, падающих длинными полосами сквозь стекло на двери. Пройдя по коридору, я завернул за угол и увидел три двери справа и две слева, а дальше коридор заканчивался просторным помещением. Там кто-то стоял и смотрел на меня. Это был мужчина с бородой и лысиной. Лет тридцати тридцати пяти.
Привет! сказал он.
Привет, ответил я.
Ты, наверное Карл Уве?
Так и есть, да. Я подошел ближе и остановился.
Стуре, представился он.
Мы обменялись рукопожатием.
Что ты Карл Уве, это чистая догадка, он улыбнулся. Просто на Нильса Эрика ты не похож.
На Нильса Эрика? не понял я.
Да, вас тут двое учителей с юга. Ты и Нильс Эрик. Все остальные наши местные, без специального образования, поэтому их я знаю.
А вы отсюда?
А то!
Он несколько секунд смотрел мне прямо в глаза. Мне сделалось неприятно. Он что, как-то проверить меня решил? Но сдаваться не хотелось, и взгляд я выдержал.
Ты очень молодой, проговорил, наконец, он и посмотрел в сторону, на дверь, возле которой мы стояли. Но мы это знали. Все будет хорошо! Иди познакомься с остальными.
Он показал на дверь. Я открыл ее и вошел внутрь. За ней оказалась учительская. Кухонный уголок, кресла, диван, заваленный бумагой закуток с ксероксом и боковая комнатка с письменными столами по обе стороны.
Здравствуйте! сказал я.
За столом сидело шесть человек. Все взгляды обратились ко мне.
Они закивали и забормотали приветствия. Тут из кухонного закутка вышел невысокий, но крепкий и энергичный мужчина с рыжей бородой.
Карл Уве? Он широко улыбнулся, а когда я кивнул, пожал мне руку и повернулся к остальным.
Этот молодой человек Карл Уве Кнаусгор, он приехал к нам работать из самого Кристиансанна!
Потом он представил мне всех сидевших в учительской, но их имена я забыл в следующую секунду. У каждого была чашка с кофе в руках или на столе, и все, кроме одной женщины, были молодые. Насколько я мог судить, слегка за двадцать.
Присаживайся, Карл Уве. Кофе выпьешь?
С удовольствием, я втиснулся сбоку на диван.
Следующие несколько часов директор ему было около сорока, и звали его Ричард рассказывал нам про школу. Практикантам показывали разные помещения и выдавали ключи, потом между нами распределяли столы, а после мы знакомились с расписанием и всякими мелочами. Народу в этой небольшой школе училось так мало, что на многих уроках классы объединяли. Туриль взяла классное руководство в первом и втором классах, Хеге в третьем и четвертом, я в пятом, шестом и седьмом, а Стуре в восьмом и девятом. Почему именно меня назначили классным руководителем, я понятия не имел, но мне сделалось не по себе, во многом оттого, что Нильс Эрик другой учитель-практикант, тоже с юга, был, во-первых, существенно старше меня, ему было двадцать четыре, а во-вторых, на следующий год он собирался в пединститут. К работе он относился серьезно, видел в ней будущее, мне же было все равно, уж кем-кем, но учителем становиться у меня и в мыслях не было. Остальные практиканты были местные, знали особенности работы и наверняка лучше справились бы с ответственностью за собственный класс. По всей видимости, директор выбрал меня исходя из моего резюме, и мне стало не по себе, потому что там я приукрасил себя больше, чем позволяют приличия.
Директор показал нам, где лежат поурочные планы, и рассказал о вспомогательных материалах, которыми нам можно пользоваться. Примерно в час мы закончили, и я дошел до расположенной на другом конце деревни почты завел там себе абонентский ящик и отправил несколько писем, дальше отправился в магазин за продуктами, а дома приготовил ужин, валялся на кровати, писал соображения насчет преподавания, но получалось глуповато, как-то чересчур очевидно, поэтому я смял записи и выкинул.