Серпента уделяла Мэй особое внимание. У Змеи было много хлопот - ей подчинялись сотни (если не тысячи) ньюменов, разбросанных по всей стране. Она постоянно держала в голове множество дел, каждое из которых было важным и не терпело отлагательства. И тем не менее, она зачастую проводила с Мэй целые дни, а когда возвращалась в посёлок после отлучки, то первым делом спрашивала у девочки: "Ну, как дела, сестрёнка Мэй?". Мэй поначалу дичилась и держалась насторожённо, но в конце концов Серпенте удалось растопить ледок отчуждения самым верным способом - терпением и пониманием: она умела не только говорить, но и слушать. Мэй рассказала Змее свою немудрёную историю, а когда девочка-индиго узнала историю жизни самой Серпенты, ей стало страшно, и одновременно захотелось тоже назвать эту молодую женщину - она была старше Мэй всего на одиннадцать лет - сестрой.
…Они сидели у негромко бормочущего ручейка, и пятнистая тень листвы выплетала на траве причудливый узор.
– Да, сестрёнка, - тихо сказала Серпента, выслушав рассказ девочки, - кое в чём наши с тобой судьбы схожи. Но, - в её глазах появился пригасший было и уже хорошо знакомый Мэй злой блеск, - есть и различия.
Ты не слишком, как я поняла, любила своего отца, а я, - она помолчала, - я своего отца любила. Я помню его чуть ли не с момента моего рождения - мы, индиго, сама знаешь, рано начинаем помнить себя и ощущать окружающий нас мир. Я родилась не в этой стране, а там, - Серпента махнула рукой куда-то на восток, - далеко. Мой отец делал карьеру - работал в очень крутой фирме и зашибал большие бабки. Там тогда из ничего делались огромные состояния, и вчерашние бандиты становились уважаемыми бизнесменами… И вдруг - мне было тогда около трёх лет - он всё бросил и стал заниматься только мной, за что я ему благодарна. Нет, отец продолжал работать - в другой фирме, - и хорошо зарабатывал, но я - я стала для него главным делом жизни.
Мы очень быстро воспринимаем информацию - в любом виде: книги, видео. Я даже научилась напрямую считывать данные с компьютерных винчестеров - я покажу тебе, как это делается. Я буквально поедала всё, до чего добиралась. Мать даже беспокоилась, не повредит ли мне такое усердное восприятие знаний, накопленных за тысячелетия истории, однако отец только посмеивался. И он радовался моим успехам - искренне радовался! И при этом никогда - никогда! - не делал даже попыток выставить меня напоказ. Однажды я сама предложила ему обратиться к учёным авторитетам, - Змея скривилась, произнося эти слова, - но отец только сурово посмотрел на меня и сказал всего пять слов: "Нельзя. Это опасно. Для тебя". Иногда мне казалось, что он чувствует за собой какую-то вину, и что он искупает эту вину заботой обо мне. Наверно, так оно и было - я не успела посмотреть…
– Посмотреть? - не поняла Мэй.
– Посмотреть прошлое моего отца и ленту его реинкарнаций. Я научилась этому уже позже, когда его… В общем, он прятал меня от чересчур любопытных глаз, словно боялся чего-то. И скоро я поняла, что отец был прав. Дети чувствовали во мне что-то непонятное - у меня не было ни друзей, ни подруг. Мне неинтересны были их примитивные игры, а они не умели - и не хотели - играть в то, что предлагала я. В школе мне было скучно выслушивать занудливые объяснения учителей, когда они объясняли этим детёнышам обезьяноподобных простейшие вещи, которые любой индиго поймёт раньше, чем научится ходить. Мне делали замечания, я дерзила в ответ… Сверстники объявляли мне бойкот - они месяцами со мной не разговаривали, а когда я изредка что-то у них спрашивала, отворачивались и делали вид, что не расслышали. Тогда я экстерном окончила школу и в четырнадцать поступила в Оксфорд - это такой университет в Англии.
– Я знаю.
– Не сомневаюсь, сестрёнка. К тому времени я уже очень много знала и кое-что умела - примерно то, что ты умеешь сейчас, и даже больше.