Деньги-то у тебя есть?
Я покачала головой.
Отлично, поморщилась Филлис. Мне ещё и за трамвай платить.
Трамвайная остановка оказалась рядом, прямо на Сэквилл-стрит. Мы молча уселись рядом. Филлис держала в руках только что купленный журнал, и я принялась с интересом его разглядывать. Раньше мне ещё не приходилось слышать о журнале суфражеток. Папа иногда покупает «Блэквуд» или «Стрэнд»[13], а кое-кто из девочек время от времени приносит в школу женские журналы: сплошь мелодраматичные рассказы, модные наряды да новости из Лондона. Монашки всего этого не одобряют, поэтому девочкам приходится их прятать и тайком передавать из рук в руки. Кроме того, есть всевозможные религиозные журналы с историями из жизни святых и миссионеров. Но я как-то не могла себе представить, чтобы журнал суфражеток оказался на них похож. Как, впрочем, и на женские журналы.
Мы были уже на полпути домой, но до сих пор не сказали друг другу ни слова. Филлис выглядела слишком рассерженной, чтобы что-либо обсуждать, я чувствовала себя слишком виноватой. Но в итоге всё-таки решилась:
Филлис?
Прошло несколько секунд, и я уже думала, что ответа не будет, но она наконец сказала:
Что тебе?
Как долго ты она с такой яростью взглянула на меня, что я запнулась и постаралась побыстрее закончить: этим занимаешься?
Странно, что ты этого ещё не выяснила, хмыкнула Филлис, вскидывая голову. Похоже, ты уже давно следишь за каждым моим шагом.
При этом у неё выпала шпилька: такое вообще частенько случалось с тех пор, как Филлис начала укладывать волосы, поскольку у неё типичные для Карберри непослушные кудри. Но на этот раз я не посмела ей об этом сказать.
А зачем уходить через сад? спросила я. Ты и несколько недель назад так улизнула, я видела.
Потому что так короче. А я опаздывала.
Об этом я как-то не подумала.
Но на прошлой неделе ты вообще вылезла из окна.
Просто мама знала, что Кэтлин болеет, а если бы они с тётей Джозефиной поняли, что я ухожу одна, то назадавали бы мне уйму дурацких вопросов, призналась Филлис. Так что ни через переднюю, ни через заднюю дверь я выйти не могла: пришлось бы пройти мимо одной из них. И всё-таки, как давно ты за мной шпионишь?
О, не будь такой, Филлис, заныла я. Мне правда очень жаль. И ещё ужасно интересно.
Да ну? недоверчиво переспросила Филлис.
О, ещё как, заверила её я. Та женщина произнесла прекрасную речь.
Вот уж не думала, что тебе это может быть интересно.
Я, по правде сказать, тоже. Но, мне кажется, ничего подобного я раньше и не слышала.
Ты меня удивляешь. Неужели учителя в этой твоей школе
При мне они точно об этом не упоминали. А теперь расскажи, пожалуйста, как ты в это ввязалась. Ну, в смысле, стала суфражеткой.
Мне, если честно, не особенно нравится это слово, поморщилась Филлис. Хотя, конечно, многие из нас его употребляют. Но придумали его не мы, а наши противники.
Должна признаться, мне слово тогда скорее понравилось, да и сейчас тоже.
И всё же, как ты начала бороться за право голоса для женщин? поинтересовалась я. Мы уже добрались до Дорсет-стрит, скоро будем дома, и кто знает, расскажет ли тогда Филлис хоть что-нибудь.
Это всё Агнес, тётя Кэтлин.
Такая высокая, с кудряшками? переспросила я: мы встречались в прошлом году на рождественском вечере в доме Кэтлин, она была тогда очень элегантно одета.
Именно, подтвердила Филлис. Мы с Кэтлин несколько месяцев назад заходили к ней на чай, и я заговорила об университете и о том, что очень хочу, ну, знаешь, чтобы у девочек была возможность делать то же, что и мальчики. И тогда она дала мне почитать одну книгу
О том, как стать суфражеткой? То есть о праве голоса для женщин?
Нет, роман. Его написала женщина по имени Констанс Мод, называется «Не сдавайся». Речь там идёт о суфражетках в Англии, хотя одна из них ирландка. Ну, она ужасно напыщенная, но главное, что ирландка. В общем, после этого я даже не знаю стала смотреть на всё несколько иначе. Замечать такие вещи, которые раньше не замечала.
Совсем как я, послушав миссис Джойс возле здания таможни, подумала я.
А однажды их заметив, продолжала Филлис, я уже не могла перестать замечать. Поэтому в следующий раз, когда встретила Агнес в гостях у Кэтлин, рассказала ей, что книга мне очень понравилась и что вся эта суфражистская тема меня очень заинтересовала. А она взглянула на меня и говорит: «Хочешь чем-нибудь помочь?» Ну я и помогаю.
Вскоре, как объяснила мне Филлис, она прочла множество книг, статей и брошюр о суфражетках (знаю, она не одобряет этого слова, но всё же довольно часто его употребляет), даже начала покупать «Право голоса для женщин» это такой английский журнал: на Грейт-Бритейн-стрит есть газетный киоск, где он продаётся. Потом стала посещать митинги: похоже, они проходят почти каждую неделю, по средам, субботам и воскресеньям в Феникс-парке. А несколько недель назад вышла с плакатом на какую-то демонстрацию, устроенную Джоном Редмондом (ты должна его знать, он лидер Ирландской парламентской партии). Иногда они с Кэтлин ходят в центр и крупными буквами пишут мелом на тротуаре суфражистские лозунги или объявления о митингах.
А Мэгги-то как в этом замешана? спросила я.
Она нашла у меня номер «Права голоса для женщин», призналась Филлис. А когда я попросила не рассказывать об этом маме, заявила, что ей бы такое и в страшном сне не приснилось. И мы вроде как поглядели друг на друга минутку, а потом Мэгги сказала, что и сама очень интересуется нашим делом, но времени на реальную помощь у неё не хватает. Ты же знаешь, у неё сестра в профсоюзе.
Дженни? удивлённо воскликнула я. Нет, я не знала.
Сестра иногда навещает Мэгги, мы её уже тысячу лет знаем.
Ну, в общем, она в профсоюзе и тоже нас поддерживает. Так что я приносила Мэгги листовки и всё остальное, и часть она отдавала Дженни.
Тут трамвай как раз подошёл к нашей остановке. Когда мы вышли, Филлис, похоже, вспомнила, что злится на меня, и по дороге до дома почти ничего не сказала, хоть я и пыталась её расспрашивать.
О нет! Я слышу мамины шаги на лестнице, хотя уже час как должна спать. А я ещё даже не помолилась! Допишу завтра.
Четверг
Вот уж не знаю, чего ради я утруждалась выключать вечером свет, если всё равно почти не спала, а только не переставая думала о том, что рассказала Филлис. Спустившись к завтраку, я хотела обсудить это с Мэгги, но она оказалась слишком занята, так что шансов у меня не было. А вчера я не успела ничего ей сказать, потому что моё долгое отсутствие привело маму с папой в дикую ярость.
Ты прекрасно знаешь, что мы не разрешаем тебе вот так просто сбегать, заявила мама.
Но я же сказала, что иду к Норе!
Я не расслышала, что ты там вопила. И в любом случае это не повод шататься где-то целых два часа.
Мне пришлось лечь спать без ужина, хотя я и объясняла, что мы с Норой учили латинские глаголы (что, конечно, было враньём, но мама-то этого не знала. А если бы я и в самом деле учила латинские глаголы, было бы ужасно несправедливо меня за это наказывать). Впрочем, насколько я понимаю, наказания на этом не закончились.
Гарри, разумеется, снова отпускал дурацкие комментарии на этот раз о том, что девчонки даже время не умеют определять. Но он и близко не такой остроумный, каким себя считает.
«Всё мы прекрасно умеем, ответила я. Просто слишком увлеклись латынью, вот и не заметили, что уже поздно». (К этому моменту я уже столько раз соврала, будто мы с Норой учили латынь, что сама почти в это поверила, а это, если подумать, даже несколько пугает.) Потом я напомнила Гарри, что моя школа одна из лучших в стране по результатам годовых экзаменов, включая математику. Но он только расхохотался и, бросив напоследок: «Лучшие результаты среди девчонок? Это не слишком-то много значит», удалился к себе.