Ольга ойкнула и, отпустив мою шею, тихо сползла на землю.
Я неприлично себя веду, Игорь Сергеевич? виновато спросила она.
Гм, в общем, не принято так себя вести в присутствии посторонних, ответил доктор. Впрочем, все это из-за твоей молодости и типа душевной организации.
Я больше так не буду скорчив виноватую рожицу, шмыгнула носом Ольга, честно-честно
Тут Игорь Сергеевич, наконец, разглядел на моих погонах новую звездочку.
Так, тезка, сказал он, с новым званием тебя. Глядишь, годика через два, когда вам с Ольгой можно будет пожениться, ты уже догонишь в чинах ее папеньку.
Не надо догонять папеньку, капризно сказала Ольга, все полковники старые, а я не хочу выходить замуж за старичка.
Ну-ну, покачал головой Сергачев, значит, я еще молодец хоть куда мне еще до полковника служить и служить.
Ольга, сказал я, щелкнув замками своего саквояжа, поставленного на вкопанную у палатки скамейку, это тебе на будущий день рождения
Ой, Игорь! воскликнула Ольга, доставая из саквояжа разукрашенный кубинскими народными узорами платок и набрасывая его на плечи. Это все мне? Сумочка просто прелесть! И сережки тоже очень красивые. А это что? она держала в руках флакончик с духами.
Это духи, сказал я, кубинские. Таких тут ни у кого нет.
Ольга открыла флакончик и понюхала пробку.
А пахнет как! сказала она, зажмуриваясь от удовольствия. Какими-то тропическими цветами. Как мне хочется побывать там
Товарищ подполковник, я обратился к Сергачеву, пожалуйста, отпустите Ольгу со мной в город
Доктор посмотрел на меня, потом на нее, и кивнул.
Ладно, сказал он, но только до восемнадцати ноль-ноль, и не минутой позже. А ты, егоза бегом переодеваться. В тот самый серый костюм, который тебе подарила Ирина Владимировна.
Ой, Игорь Сергеевич, я сейчас Ольга схватила мои подарки, прижала их к груди и метнулась куда-то между палаток.
Пока она бегала, мы с подполковником Сергачевым коротко переговорили о текущих делах. Меня, честно говоря, удивило такое количество молодых русских девушек на курсах медсестер. Им тут, в недавнем турецком Стамбуле, просто неоткуда было взяться. Оказалось, что прибыли они сюда из России, из сиротских приютов и воспитательных домов для девочек, находящихся под патронажем главного управления императрицы Марии, которым руководил принц Петр Георгиевич Ольденбургский.
Меньшая часть из них должна была после обучения вернуться обратно в Империю, чтобы работать по специальности в больницах и родильных домах, также проходивших по этому ведомству. А остальные останутся в Югороссии навсегда, пополнив собой русское население нашего молодого государства. Я сделал себе в памяти заметку, куда следует направить орлов, желающих найти себе невесту. Ведь не каждому будут по душе гречанки или турчанки. Не буду спорить, среди них немало красавиц, но все-таки милые славянские личики как-то роднее и ближе. Надо будет поторопить моих холостяков, а то такое «хлебное» место быстро застолбят другие.
Ждать пришлось недолго: Ольга переодевалась с быстротой солдата. Не прошло и четверти часа, как она явилась перед нами, сияя как утреннее солнышко, одетая в приталенное длинное серое пальто, обтягивающее тоненькие плечи и уже явственно видную девичью грудь. В покрое его чувствовалось влияние совсем иных времен. Довершали ансамбль кокетливая серая шляпка с коротенькой вуалью и только что подаренные мною серьги. Косметики на лице был минимум, и вся по делу. Когда она подошла поближе, я ощутил тонкий, едва различимый аромат кубинских духов. Явно сказывался хорошо усвоенный Ольгой «курс молодого бойца», который с ней в свое время провела Ирина Андреева. «Молодая леди может быть пылкой и страстной, говорила Ирина, она лишь не имеет права быть вульгарной».
Слушательница Пушкина к увольнительной до восемнадцати ноль-ноль готова, полушутя полусерьезно отрапортовала Ольга. Игорь Сергеевич, разрешите убыть в увольнение!
Доктор Сергачев только махнул рукой. Я предложил ей руку, и мы степенно начали прогулку. Сначала мы попили кофе в турецкой кофейне, а потом долго гуляли по набережной и парку у дворца Долмабахче. Когда Ольга устала и немного замерзла, я предложил отвезти ее обратно в госпиталь. И тут она выдала такое, что я чуть не упал.
Знаешь, сказала она мне, до шести вечера еще есть пара часов, и мы могли бы снять номер в гостинице, чтобы отдохнуть и согреться.
Это еще зачем? настороженно спросил я.
Игорь, Ольга покраснела и внимательно посмотрела мне в глаза, мне хочется, чтобы ты стал моим Ты понимаешь меня?
Тут я понял, что попал в засаду, из которой мне так просто не выкрутиться. Эта чертова акселератка, начитавшись наших книжек про любовь и повинуясь африканским генам своего великого деда и бушующим в ее созревающем теле гормонам, решила резко повзрослеть, затащив меня в постель. В общем, «играй, гормон!»
В этот раз я сумел выкрутиться, но если эти попытки будут продолжаться, то В общем, мне теперь надо быть сапером, который не имеет права на ошибку.
И самое главное мне совсем не хочется расставаться с этим милым бесенком. Эх, быстрее бы она повзрослела
25 (13) ноября 1877 года. 14:05. Артиллерийский полигон ГАУ под Петербургом
С Ладожского озера дул пронизывающий холодный ветер, и фейерверкеры, закончившие готовить все необходимое для опытно-показательных стрельб, теперь неуклюже переминались с ноги на ногу, украдкой покуривая и пряча озябшие ладони в рукава шинелей.
Начальник Обуховского завода полковник по Адмиралтейству Александр Александрович Колокольцев достал из кармана часы и щелкнул крышкой. Пять минут третьего. Но, как говорят в таких случаях, «начальство не опаздывает, начальство задерживается».
Но вот, кажется, и их императорское величество. На дороге, ведущей из Петербурга, показалась карета, за которой скакали казаки императорского лейб-конвоя. При виде кареты солдаты оживились, туша папироски и строясь перед орудиями непривычного для этих времен вида.
Подскакавший первым начальник лейб-конвоя флигель-адъютант царя и его личный друг граф Сергей Дмитриевич Шереметьев легко соскочил с коня и с легким поклоном открыл перед императором дверцу кареты. Его императорское величество Александр III сошел на грешную землю, величественно осмотрелся и кивнул. Выстроившиеся у орудий артиллеристы под его взглядом выкатили грудь колесом и старательно ели царя глазами. Когда еще им доведется вот так, вблизи, увидеть российского самодержца? Следом за царем из кареты вышел его новый друг, штабс-капитан Николай Арсеньевич Бесоев, командир Императорской Гатчинской роты особого назначения, не имевший, впрочем, в Российской империи никаких иных официальных чинов или должностей.
Граф Шереметьев первое время сильно ревновал своего царственного приятеля к его новому знакомому, который, казалось, овладел всем вниманием и всеми помыслами нового императора. Но потом они как-то встретились, разговорились и даже подружились.
Николай Арсеньевич оказался человеком умным, начитанным, способным с тонкой иронией рассказать о тех или иных событиях. К тому же они с Сергеем Шереметьевым сошлись во взглядах на самобытность русского народа. Окончательно сердце графа растопила подаренная ему распечатка историко-философского труда «Великая степь и Древняя Русь» ранее незнакомого Шереметьеву автора Льва Гумилева. С трудом продираясь сквозь упрощенный югоросский алфавит, Сергей Дмитриевич постепенно начал постигать всю глубину и стройность мыслей автора, так созвучных его собственным.