Джим поднял мотыгу и почесал нос тыльной стороной ладони, а ладонь вытер о штанину. Ему стало спокойнее. Он решил, что поработает до обеда. Как можно уйти раньше, мальчик себе плохо представлял, зато знал, что после обеда дядя Зино не заставит его идти в поле, если он сам этого не захочет.
Джим бросил камешек на то место, где начал работу. Мальчик часто так делал, чтобы замерять расстояния. Хотелось видеть, как много он прополол. Однако камешек оказался плоским и слишком легким и улетел немного в сторону. Джим поискал вокруг и нашел другой камень. Не так-то просто найти хороший камень для бросания среди этой рыхлой земли в низине у реки. Мальчик бросил три или четыре камня и с удовлетворением отметил, что не может докинуть камень до того места, откуда начал работу. Стало казаться, что он все-таки продвинулся вперед.
Подняв мотыгу, Джим заметил, что она по длине почти как бейсбольная бита. Он схватил ее рукоятку чуть выше лезвия и прокрутил пару раз, практикуясь. Найдя подходящий камень, он подбросил его вверх и ударил по нему рукояткой мотыги. Вот вам и первый страйк[1].
Из-за лезвия удар получился неудачным. Только после двух взмахов Джим попал по камню, и тот улетел вправо за границы поля. Фол-бол[2].
Он бросил еще три камня, прежде чем получил удовлетворительный результат, и вновь вернулся к сорнякам, что росли в поле.
Под ногами Джим увидел камень, похожий на наконечник стрелы. Он выкопал его мотыгой, но обнаружил, что камень утолщен книзу и округлен у основания; он был похож на наконечник стрелы. Джим всего один раз нашел каменный наконечник стрелы, а вот дяди часто их выкапывали и приносили Джиму. Больше всего везло дяде Корэну. Стоило ему выйти в поле, как он обязательно возвращался с находкой. А когда дядя Корэн был мальчиком, он даже нашел каменный нож. Он хранил его в коробке из-под сигар на каминной полке у себя в спальне и не собирался отдавать его Джиму. Джим боялся, что до того, как он научится находить каменные наконечники, дяди подберут их у реки. Дядя Зино его успокоил, сказав, что всегда можно будет выкопать еще: каждый раз, когда поле вспахивают плугом, на поверхности появляются все новые и новые находки.
Джим внимательно изучил камень, который держал в руке. Может, кто-то только начал делать наконечник стрелы. Сам он не был уверен, но у дяди Корэна об этом можно будет спросить за обедом. Он много знает о том, как жили индейцы. Дядя Корэн рассказывал, что индейцы разводили костер, ударяя два камня, один о другой. Джим собрал небольшую кучку сухой травы и нашел еще один камешек подходящего размера. Он поднес камни близко к траве и стал ударять один о другой, пока не появились искры. Однако трава не загоралась. Джим никак не мог понять, как же индейцы могли таким образом разжигать костер. Также он не мог себе представить, как индейцы делали каноэ из коры деревьев, умудрялись близко подкрадываться к оленю, чтобы убить его стрелой из лука. Джиму всегда хотелось быть индейцем, но ковбоем стать проще. Он не умел ходить бесшумно в лесу, разжигать костер, ударяя камни друг о друга. Ковбои по крайней мере пользуются спичками и ружьями. Правда, они еще должны уметь оседлать быка на родео. Джим не знал, хватит ли у него когда-нибудь духу оседлать быка. Ему стало казаться, что он никогда ничего не достигнет. И конец поля стал казаться еще дальше, чем когда он смотрел на него недавно.
Джим чувствовал, что комбинезон его пропах потом. Он потрогал материал штанины тыльной стороной ладони. Джинсовая ткань была горячей на ощупь. Джим сел на корточки. Солнце маленькое и белое, а небо совсем утратило краски; на нем ни птиц, ни облаков. Глядя на солнце, Джим постарался определить время. Попытка не увенчалась успехом, хоть он и смотрел на солнце сколько мог вытерпеть. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь было так жарко, как сегодня. В грузовике было ведро воды, но Джим знал, что до тех пор, пока ты не вернешься к началу поля, закончив вторую полосу, пить не полагается. Дяди не любили тратить время на ходьбу. И они, и работники уже повернули обратно и продвигались навстречу Джиму. Правда, они были еще довольно далеко, но Джим понимал, что, если он пойдет к грузовику, они это увидят. Из-под его шляпы вытекли две струйки пота, и он стоял и ждал, куда они проложат свой путь. Одна побежала прямо к глазам, а другая скатилась по щеке. В рот залетел комар. Джим его выплюнул. Потом он снял шляпу и стал обмахивать ей лицо, но от комаров это не помогало.
Чем это ты здесь занимаешься, Док? спросил дядя Зино.
Джим подскочил. Он даже не заметил, как тень дяди Зино закрыла солнце в том месте, где он сидел на корточках.
Смотрю на этого богомола, ответил Джим.
Он тебя укусил?
Нет.
Джим сбил жука богомола со стебля кукурузы и разрубил его надвое мотыгой. Теперь он острием рукоятки тыкал в обе половинки.
Богомолы поедают других жуков, Джим, сказал дядя Зино. Если уж тебе захотелось кого-то убить, убей кузнечика. Кузнечики едят кукурузу.
Да, сэр, сказал Джим.
Он присыпал две половинки богомола землей. Не прибавится ли еще одна галка в списке дяди Зино, подумал Джим.
Ну что ж, сказал дядя Зино. Давай посмотрим, как ты тут управляешься. Осматривая землю, он прошел к началу полосы Джима. Ты пропустил здесь много вьюнков, заметил он, разгребая почву по пути. Если их не вырвать, они, прежде чем добраться до кукурузы, заполонят все поле.
Дядя Зино дошел до стебля кукурузы, который Джим срубил, а потом воткнул в землю. Он долго стоял и смотрел на стебель. Потом он его вытащил и, обернувшись, посмотрел на Джима. Очень уж высокий был этот дядя Зино. Джим раньше даже не замечал, какой он на самом деле высокий.
А с этим что случилось? спросил дядя Зино.
Не знаю, ответил Джим.
Ты не знаешь, повторил дядя Зино.
Нет, сэр, отозвался Джим.
Но ты знаешь, что теперь он не вырастет.
Джим кивнул.
Тогда зачем же ты воткнул его назад в землю?
Не знаю, отозвался Джим.
Ты не знаешь.
Нет.
Дядя Зино поднял кукурузный стебель как скипетр, чтобы Джим рассмотрел его получше и ответил на заданные вопросы.
Джим, все остальное, до того самого момента, как ты постарался скрыть это, было всего лишь ошибкой, сказал он. Но, как только ты скрыл ошибку, появилась ложь.
Джим смотрел на свой комбинезон. Он почувствовал, как слеза сбежала по его щеке. Он поспешно ее смахнул, надеясь, что дядя Зино ничего не заметил.
Дядя Зино отбросил стебель, будто то была грязь; так отбрасывают что-то постыдное.
Ты часто мне лгал, Джим?
Нет, сказал Джим.
Мне нужно сомневаться в тебе, в том, что ты мне говоришь правду? У меня никогда не было таких сомнений так мне пора начать сомневаться?
Джим отрицательно покачал головой. Второй раз выговорить «нет» он просто не мог.
Так в чем же тогда дело? спросил дядя Зино.
Я нехорошо себя чувствую, ответил Джим.
Ты болен?
Джим пожал плечами.
Тогда иди домой, сказал дядя Зино.
Джим посмотрел в сторону реки на свой ряд. Ему вдруг захотелось закончить работу.
Дядя Зино жестом указал в направлении города.
Иди, сказал он. Если ты болен, тебе нельзя находиться на солнце.
По-моему, я смогу остаться до обеда.
Нет, иди домой и скажи маме, что ты заболел.
Джим слегка всхлипнул. Так всхлипывает скаут, когда понимает, что это не поможет.
Давай, давай, настаивал дядя Зино.
У края дороги Джим обернулся и оглядел поле. Дядя Зино пропалывал оставленную Джимом полосу. Работники, заканчивая свои полосы, подходили к реке. Дядя Эл все время шел впереди всех. Он уже второй раз за это утро доходил до реки и работал так, будто и не собирался останавливаться.
Неожиданный подарок
Джим шел домой через поля и пастбища. На всем пути он даже не попытался вспугнуть зайчат, прятавшихся в высокой траве оставленного под покос поля. А сняв туфли и переходя ручей, мальчик не стал выслеживать среди камней золотистых рыбок. Он не стал искать среди камней раков и весенних ящериц. Джим особенно любил держать в руке маленьких ящериц и наблюдать, как бьются у них внутри, под бледной тонкой кожей, их крошечные сердечки. И щелкающие клешни свирепых раков ему тоже нравились. Но сегодня он просто перешел на ту сторону ручья, за которой начинался городок, надел туфли и продолжил свой путь. Когда Джим обогнул маленькую полянку в лесу, где стоял нежилой теперь дом, в котором когда-то мать его жила вместе с отцом, он не бросил камень в жестяную крышу и даже не поднялся на скрипучее крыльцо, чтобы заглянуть внутрь через грязные окошки.