Софи почувствовала ее лицо обняли сильные, похожие на лопаты, ладони доктора Гольштейна как всё напряжение последних двух часов отпускает ее, будто ей дали легкое снотворное.
Соф, дорогая! Привет, Отто. Софи, потрясающе выглядишь! Это платье Пуччи? Какое счастье, что ты не трогаешь свои волосы. С этим стилем ты похожа на грустную красавицу из 30-х годов. Ты ведь в курсе? он поцеловал ее так, как целуют чужие мужья: в щеку, сухими губами и церемонно.
Он не знал о ней ровным счетом ничего, даже спустя десять лет, но ей нравилась атмосфера близкого знакомства; лесть, которая ни к чему не обязывала. Ей нравилось его несколько помятое лицо, облегающие английские костюмы, которые он покупал у лондонского продавца, приезжающего в город каждый год, чтобы принять заказы, и его итальянские туфли, которые, по его словам, были частью его образа соблазнителя. Он не был соблазнителем. Он был отстранен. Он был похож на человека, появление которого в комнате предваряется выступлением акробатов.
Несмотря на свое решение ничего не говорить, она вдруг осознала, что шепчет ему в шею.
Случилось нечто ужасное Я придаю этому слишком большое значение, я знаю, но это кошмар
Пока он провожал ее на кухню, какой-то мужчина схватил Отто за руку, что-то прокричал и утащил его к компании у камина. На кухне Фло наспех ее чмокнула и отвернулась к огромному оранжевому горшку, стоящему в духовке на уровне глаз. Двое мужчин один из них задумчиво всматривался в раковину, открывая и закрывая воду, даже не подняли головы.
Что случилось? Ты будешь джин со льдом? спросил Майк.
Меня укусил кот.
Покажи.
Она подняла руку. Расслабленные пальцы выглядят как-то жалко, подумала она. С тех пор как они с Отто осматривали руку под уличным фонарем, она, похоже, опухла еще сильнее. И появился желтоватый оттенок.
Слушай, это нужно показать врачу!
Да ну, пустяки. Меня же не в первый раз кусают животные, запротестовала она, хотя на самом деле это был первый раз. Ужасно вышло, добавила она, слегка споткнувшись о свою ложь, потому что я кормила это проклятое чудовище, а оно набросилось на меня.
За много лет не зафиксировано ни одного случая бешенства, но
Нет, сказала она. Кот был идеально здоров, точно говорю. Мне можно верить. Я ведь практически святая, приручающая диких существ.
Майк! воскликнула Фло. Откроешь дверь, ладно? Так, что ты пьешь, Софи?
Пока ничего, ответила Софи. Майк вышел, похлопав ее по спине и кивнув, показывая, что скоро вернется. Один из парней начал расчесывать волосы. Софи пошла в вытянутую гостиную. Телекомик, которого она раньше встречала у Гольштейнов, разглагольствовал перед сидящими гостями, а те не обращали на него особого внимания. Он крайне самоуверенно вещал, что не может есть кашу с тех пор, как отрастил бороду, потому что иначе выглядит как свинья. Никто в ответ не засмеялся, он погладил растительность у себя на щеках и подбородке и воскликнул:
Кроме шуток! Это потрясная тема, ребята. Волосы стоящая штука! Я хочу жить, и любить, и быть собой. Вот и всё послание. Серьезно.
Он был низенький и пухлый, кожа лоснилась от жира.
Очень гойская вечеринка, сказал кто-то за плечом Софи. Она обернулась и увидела молодую пару лет двадцати. На девушке белый кожаный костюм; молодой человек в военном кителе, с пуговицами в виде глазных яблок, которые глядели из ниоткуда в никуда. Его вьющиеся волосы торчали во все стороны кошмарным колесом святой Екатерины[4]. Девушка была красива молодая и чистая. Янтарные волосы ниспадали до талии. На одной лодыжке тяжелый браслет.
Я видела по крайней мере троих евреев, сказала Софи.
Они не улыбнулись.
Ваши вечеринки поучительны, сказала девушка.
Это не моя вечеринка, ответила Софи.
Нет, ваша, рассудительно произнес молодой человек. Типичная для вашего поколения.
О Боже! улыбнулась Софи.
Они посмотрели друг на друга. Молодой человек коснулся волос девушки:
Она злая, правда?
Девушка медленно кивнула.
Вы, наверное, друзья юного Майка? спросила Софи. Юный Майк с трудом продирался к диплому городского колледжа Нью-Йорка и в конце каждого семестра наполнял дом Гольштейнов ужасом. Получится ли у него восстановиться еще раз?
Давай уйдем, предложил молодой человек. Нам еще нужно навестить Люка у Святого Луки.
В больнице? спросила Софи. Сейчас уже слишком поздно для посещений.
Они посмотрели так, будто только что ее заметили, и мягко выплыли из гостиной, не оглядываясь.
Красивый браслет! крикнула Софи вслед. Девушка оглянулась из коридора. На секунду показалось, что она сейчас улыбнется.
Мне больно носить его, прокричала она в ответ. Стоит пошевелиться сразу больно.
Отто был прижат к стене и вынужденно разглядывал нависающий над ним подбородок мощной женщины в пиджаке и брюках. Она была английским драматургом, подругой Фло, писала исключительно в стихах. Пробираясь к ним, Софи заметила, что Отто держит одну руку за спиной, прижимая ее к деревянной обшивке.
Мы все умираем от скуки, говорила женщина. Вот почему война, почему убийства, почему «почему». Скука.
Молодые умирают от свободы, сказал Отто деревянным голосом. Софи поймала его взгляд. Он едва заметно покачал головой.
Молодежь спасет нас, сказала женщина. Нас спасет, слава мертвому Богу, молодежь.
Они умирают от того, чем пытаются излечиться, сказал Отто.
Да ты ретроград! сказала женщина, склоняясь, чтобы посмотреть ему в лицо.
Привет, Сьюзен, сказала Софи. Я сейчас слышала, кто-то сказал: «Я навалилась». Что бы это значило? Она подозревала, что на ее лице читается фальшивое лукавство. В ее словах было скрыто оскорбление, и она надеялась, что Сьюзен почувствует это.
Сегодня, великодушно объяснила Сьюзен, это означает, что либо ты завалилась к кому-то переночевать на диване, либо тебя очень сильно накурили. Она кивнула Отто и отошла. Сьюзен редко разговаривала с мужчинами, когда рядом были другие женщины.
Боже мой! воскликнул Отто. Остановить ее словесный поток всё равно что попытаться подсунуть газету под собаку, которая собралась погадить.
Я ненавижу, когда ты так говоришь! И с годами становится только хуже. Я не выношу это злобное, примитивное
Где твой бокал?
Я не пью, ответила она раздраженно. Он растерянно стоял прямо перед ней, закрывая обзор. Он услышал ее, услышавшую его, и в нем зашевелилась совесть. Она это видела и тоже раскаивалась, что нагрубила. Мгновение они пристально вглядывались друг другу в глаза. «Пуговица болтается», дотронулась она до его пиджака. «Я принесу тебе что-нибудь» ответил он, но не сдвинулся с места. Они предотвратили то, что происходило обычно; ненадолго они почувствовали между собой какую-то новую, неизвестную силу. Она пыталась придумать ей название, но ощущение уже ускользало, и как только она забыла, что вообще пыталась вспомнить, он неожиданно оставил ее. Она прижала ладонь к стене. Похоже на укус тарантула. Кожу покалывало. Бешенство никто никогда не заражается бешенством, кроме какого-нибудь деревенского мальчика с юга.
Софи, иди сюда, позвал Майк и повел ее наверх в большую спальню. Кровать была накрыта пледом с греческим орнаментом, у камина стояла мексиканская керамическая лошадь. На одном из прикроватных столиков лежала гора детективов в дешевых ярких, как конфетные обертки, суперобложках.
Кто это читает? Ты или Фло?
Я, ответил он, вздыхая. Выглядел он очаровательно. Это в моем вкусе. Сильные мужчины. Трепещущие женщины ум убийцы выставлен на всеобщее обозрение, как содержимое детского пенала с карандашами.
Ты читаешь что-то не то.
Всё новое хорошо забытое старое. А эта фальшивая сложность всего лишь другой вид пенала.