Еврейский болтун. Во второй раз за менее чем сорок восемь часов.
Двое мужчин в передниках, выскочив из-за стойки, подбежали к усачу и взяли его в клещи.
Вы не у себя в салуне, сказал ему один из них, так что ведите себя прилично!
Приятели усача как бы в шутку утащили его обратно за столик. А один из мужчин в передниках подошел к нашему столику и сказал:
Кофе за мой счет, и пейте его сколько захотите. И позвольте мне угостить мальчиков еще одной порцией мороженого. И сидите здесь, ни о чем не беспокоясь. Я владелец заведения, меня звать Уилбером, и берите любой десерт тоже бесплатно. И позвольте принести вам еще воды со льдом.
Спасибо. Голос отца звучал безжизненно, как будто вместо него заговорило какое-нибудь механическое устройство. Спасибо. Или как будто заело пластинку. Спасибо.
Герман, прошу тебя, зашептала моя мать. Давай уйдем отсюда.
Ни в коем случае. Нет. Мы закончим ужин. Он закашлялся, прежде чем смог продолжить. Нам предстоит вечерняя экскурсия по Вашингтону. Мы никуда не уедем, пока не побываем на вечерней экскурсии по Вашингтону.
Другими словами, нас не спугнешь и не запугаешь, мы доведем до конца все, что наметили заранее. Для нас с Сэнди это означало еще по одной гигантской порции мороженого, которые меж тем подал на стол один из мужчин в передниках.
Через какую-то пару минут жизнь в закусочной пошла своим чередом: заскрипели стулья, застучали ножи и вилки, затренькали тарелки; разве что все стало самую малость потише.
Еще кофе? спросил у жены отец. Ты слышала: за счет заведения.
Нет, пробормотала она, не хочется.
А вам, мистер Тейлор?
Нет, спасибо, мне ничего не надо.
Что ж, сказал отец, обращаясь к Тейлору. Он все еще был не в себе, но, похоже, уже начал отходить. А чем вы занимались раньше? Или вы с самого начала работали гидом по Вашингтону?
И как раз тут мы вновь услышали голос человека, ранее подходившего к нам, чтобы проинформировать, что Уолтер Уинчелл, подобно Бенедикту Арнольду[3] в приснопамятные времена, продался англичанам. «Не волнуйтесь, сказал он своим друзьям, евреев мы скоро вышвырнем».
Даже в здешнем шуме мы прекрасно расслышали его слова тем более что он не счел нужным понизить голос. Услышали и все вокруг. Но половина посетителей сделала вид, будто ничего не заметила, они даже не оторвали взгляда от тарелок, тогда как другая половина или чуть меньше, но в любом случае далеко не единицы, издевательски посмотрела в нашу сторону.
То, как обмазывают дегтем и вываливают в перьях, я видел раз в жизни, в каком-то вестерне. Но тут я подумал: «Сейчас нас обмажут дегтем и вываляют в перьях», и представил себе унизительный и удушающий слой грязи, которую никогда не смоешь.
Мой отец на мгновение замер, судя по всему, решая, то ли в очередной раз попытаться взять ситуацию под контроль, то ли выкинуть белый флаг.
Я только что спросил у мистера Тейлора, внезапно обратился он к моей матери, взяв обе ее руки в две свои, чем он занимался до того, как стал гидом.
И посмотрел на нее как гипнотизер, только что произнесший ключевое слово, которое должно сломить волю гипнотизируемого и лишить его возможности действовать самостоятельно.
Да, ответила она, я слышала. И, хотя слезы вновь нахлынули ей на глаза, она, держа спину прямой, повернулась к Тейлору. Да, расскажите нам это, пожалуйста.
А вы, парни, давайте-ка управляйтесь с мороженым, сказал отец. Перегнувшись через столик, он потрепал нас по плечам и заставил взглянуть ему в глаза. Оно вкусное?
Вкусное, ответили мы в один голос.
Я преподавал в колледже, мистер Рот.
Вот как? воскликнул отец. Слышали, парни. Вы ужинаете с преподавателем из колледжа!
Преподавал историю, уточнил Тейлор.
Я мог бы и сам догадаться, польстил ему мой отец.
Это был маленький колледж на северо-западе Индианы. В 1932-м там произошло сокращение штатов. Затронувшее и меня.
И что же вы? спросил мой отец.
Ну, сами можете себе представить. При тогдашней-то безработице и непрерывных забастовках. Я занимался всем понемногу. Косил мяту в Индиане. Грузил мясо на скотобойне в Хаммонде. Грузил ящики с мылом в Восточном Чикаго. Проработал год на фабрике шелкового белья в Индианаполисе. Поработал даже внештатным санитаром-почасовиком в психиатрической лечебнице в Логанспорте, возился там с душевнобольными. Трудные времена в конце концов привели меня сюда.
А как называется колледж, в котором вы преподавали? спросил мой отец.
Уобаш.
Уобаш. Отец со вкусом растянул понравившееся ему слово. Кто же не слышал о колледже Уобаш!
О колледже на четыреста студентов? На четыреста двадцать шесть, если быть точным. Да никто о нем не слышал. Люди скорее слышали изречение одного из тамошних выпускников, хотя они, понятно, не знают, что он тамошний выпускник. Его знают как вице-президента США на протяжении двух сроков подряд с 1912 по 1920-й. Вице-президент США Томас Райли Маршалл.
Конечно же, сказал мой отец. Вице-президент Маршалл. Губернатор Индианы, член Демократической партии. Вице-президент при еще одном выдающемся демократе президенте США Вудро Вильсоне. Великий был человек, этот Вильсон. Именно президент Вильсон Теперь, после двухдневного урока, преподнесенного Тейлором, отцу и самому захотелось впасть в менторский тон. нашел в себе мужество назначить Луиса Д. Брендайса членом Верховного суда. И это был первый еврей, ставший членом Верховного суда. Вам это известно, парни?
Нам это было известно. Он говорил нам об этом не в первый раз. Но в первый так громко, на всю закусочную в Вашингтоне, округ Колумбия.
Однако Тейлора было не так-то легко сбить с толку.
А изречение вице-президента и впрямь облетело всю страну и не изгладилось из памяти до сих пор. Однажды, в Сенате США, председателем которого он являлся по своему вице-президентскому статусу, Маршалл, обратившись к сенаторам и положив тем самым конец очередным дебатам, воскликнул: «В чем наша страна и впрямь нуждается так это в хороших сигарах по пяти центов за штуку!»
Мой отец рассмеялся это и впрямь была общеизвестная и полюбившаяся народным массам фраза, которую знали даже мы с Сэнди, причем как раз в его пересказе. Всласть посмеявшись, отец решил еще раз удивить не только собственную семью, но и публику из закусочной, уже успевшую выслушать от него похвалы Вудро Вильсону за то, что тот назначил еврея членом Верховного суда.
В чем наша страна и впрямь нуждается, пародируя Маршалла, торжественно провозгласил он, так это в новом президенте!
И никто его не одернул. Никто. Усидев в кафетерии после неприятного инцидента, отец, можно сказать, практически одержал победу.
А есть ведь еще и река Уобаш? вновь обратился он к Тейлору.
Самый длинный приток Огайо, согласился тот. Длиной в четыреста семьдесят пять миль, течет через весь штат с востока на запад.
И есть еще песня, чуть ли не с нежностью вспомнил мой отец.
Вы совершенно правы, сказал Тейлор. Знаменитая песня. Может быть, столь же знаменитая, как «Янки-Дудл». Написал ее в 1897 году Пол Дрессер. «На берегах Уобаша, в дали далекой».
Ну разумеется! воскликнул мой отец.
Любимая песня наших солдат на испано-американской войне 1898 года. Избрана гимном штата Индиана в 1913 году. 4 марта, если быть точным.
Ну конечно же, я ее знаю, заверил его мой отец.
Мне кажется, ее знает каждый американец, ответил Тейлор.
И тут с места в карьер отец запел эту песню причем так громко, чтобы было слышно всему кафетерию.
Свет свечей сквозь листву сикаморы
Отлично, с искренним восхищением сказал наш гид, просто великолепно! И бравурный голос моего отца заставил нашу маленькую ходячую энциклопедию наконец улыбнуться.
Мой муж, сказала моя мать, прекрасно поет. Глаза у нее сейчас были сухими.