Мишель де Брюнофф дал Сен-Лорану единственный совет: «Получите аттестат зрелости». Ему надо было возвратиться в Оран и стать обычным лицеистом. «Только избранным душам, людям с огромной внутренней силой позволено покинуть домашний кров, чтобы броситься на гладиаторскую арену Парижа», писал Бальзак в романе «Утраченные иллюзии».
Ив сел в самолет с чувством смирения, оно всегда помогает жаждущим славы уйти в тень, чтобы позже выигрышно появиться. В течение недель, отделявших его возвращение от даты экзамена, он еще больше работал, запершись у себя в комнате и постоянно рисуя кумиров, которые завладели его воображением. «Однажды школьный цензор стремительно вошел в класс и похвалил Ива, заметив, что он обладает необычайной одаренностью к рисунку и дизайну моды. Мы слушали его, слегка удивленные: то будущее, которое прочили однокласснику, показалось нам расплывчатым, но все же вызывающим зависть. Впервые о нем говорили вслух, и, мне думается, что это было помимо его желания. Скорее всего, годы, проведенные им в лицее Ламорисьер, не были для него лучшими моментами жизни» Это искреннее свидетельство принадлежит его соседу по парте, Этьену Тиффу, позже он стал профессором латинского языка в департаменте лингвистики и филологии в Университете Монреаля.
Ив Сен-Лоран, разумеется, не появлялся на спортивных мероприятиях каждый четверг на стадионе «Мажента»; игнорировал воскресные встречи в «Клиши», в кафе лицея Ламорисьер, где перемывались новости, где встречались ученики, объединенные мужской дружбой вокруг футбола и голов SBA, футбольной команды из Сиди-бель-Аббеса, города-штаба Иностранного легиона. Он не участвовал ни в горячих партиях в карты в дортуарах интерната, ни в драках подушками, ни в походах в лавки, когда надзиратель спал в своей комнатенке. Он был приходящим учеником, уходил домой тогда, когда другие бежали в столовую, или же вечером, когда они неохотно шли в класс на продленку. «Он был простым парнем, замкнутым, не очень идущим на контакт», вспоминал о нем один ученик.
Ив не имел привычки «жульничать» в школе и с домашними заданиями, как его сестры, и все же он остался на второй год. В июне 1953 года он был оставлен на дополнительное вечернее занятие Ивом Вье-Лесажем, профессором философии, с которым контакт сразу не заладился: «Этот мальчик искренне ненавидел меня! Он никогда не получал больше чем четверку или пятерку из двадцати баллов. Он был интровертом. У него не было никаких отношений с товарищами по классу», вспоминал этот поклонник Декарта, некогда выпускник Артиллерийской школы Фонтенбло, «лейтенант запаса с двумя нашивками».
В 19531954 учебном году в классе Ива преподавал профессор Жан Коэн. Бывший лицеист в роговых очках (которого исключили из лицея в 1942 году, в момент отмены декрета Кремьё) давал ученикам менее традиционный курс обучения: «Своим ученикам я рассказывал о Сартре» За это он получил предупреждение дирекции. В компании нескольких интеллектуалов, таких как Поль Бенишу, он основал небольшую группу единомышленников, чтобы бороться с обществом, которое он воспринимал как «общество презрения». Его терпимость не мешала ему одергивать во время урока ученика по имени Ив Матьё-Сен-Лоран: «Я не выносил, если ученик отворачивал голову. Он ничего не записывал. Я подошел к нему. Он рисовал женские платья! Я сказал ему: Как вы можете заниматься такими пустяками на уроке философии? Он покраснел. С тех пор я его больше не видел. Только потом, еще один раз, через десять лет Он снова покраснел при встрече»
В этот учебный год Ив Матьё-Сен-Лоран жил как будто одновременно и в Оране, и в Париже. Со своими сестрами он заходил к Мишелю, который держал большой магазин тканей, откуда всегда выходил с рулоном под мышкой и с видом избалованного ребенка говорил: «Пошлите квитанцию моему отцу».
Ив предавался одиночеству в своих мечтах о грядущей славе. Его главных друзей уже не было в живых. Он хранил о них память в виде вырезок из журналов, коллекционировал и хранил их в маленьком черном чемодане Кристиана Берара не стало в 1949 году, Жуве скончался 16 августа 1951-го прямо во время спектакля. Эти театральные таланты подарили ему негласные правила, которые не относились ни к теории, ни к здравомыслию. Вот эти правила: наблюдать, научиться адекватно видеть реальность, уметь передавать отношения и ситуации, уметь выражать в жесте или в ударе кисти элегантность целой эпохи или характер персонажа. Желтый цвет Марго[99]. Красный цвет Роксаны[100]. Белый цвет Агнессы[101]. Также нужно знать тысячи мелких деталей, которые делают из ложного истинное и дают яркое чувство реальности.
Мишель де Брюнофф наставлял юношу на путь истинный: «Дорогой господин Матьё-Сен-Лоран, писал ему 21 февраля 1954 года директор журнала Vogue, я заинтересовался вашими рисунками и могу лишь повторить то, что сказал вам во время нашей встречи в Париже. Вы несомненно талантливы для моды. Я отметил крестиком наиболее удачные рисунки. На вашем месте я бы воспользовался этим годом, пока вы вынуждены сдавать экзамен на аттестат зрелости, чтобы как можно больше работать с натуры, рисуя не только модели одежды, но и пейзажи, натюрморты, портреты. Я немного боюсь, что особый вид вашей одаренности помешает выработать рисунок. Я вижу, что вы находитесь под влиянием Берара. Прекрасно, ведь он был одним из моих старинных друзей, а лучшего мастера сложно выбрать. Я хочу заметить, что он много трудился над качеством своего рисунка и несколько великолепных портретов, оставшихся нам от него, замечательных портретов, заставляют сожалеть, что к концу жизни он так привязался к театральной сценографии, костюмам и моде».
Меньше чем через месяц Ив послал ему новые эскизы и письмо: «Дорогой господин Брюнофф, я благодарю вас за советы, которые вы дали мне в последнем письме. Верьте, я последую им. Что касается живописных работ, я их сделал немало, в особенности портреты, потому что пейзаж меня не интересует. Жалко, что вы не можете их увидеть, но я постараюсь послать вам фотографии этих работ»
Ничего из новостей моды не проходило мимо него. Подобно журналисту Грюо (тот никогда не пропускал элегантную женщину, остановившуюся в отеле «Ритц»), юноша отыскивал информацию о новых модных коллекциях, рисунки кутюрье, которые тут же копировал. В то время линии моды менялись в зависимости от перемены кабинета министров (11 правительств сменилось со времени окончания войны и освобождения Франции). Пресса часто публиковала такие слоганы: «Алло, это Париж, модельер умер, да здравствует модельер!»
Кисть Сен-Лорана внимательно шла по пятам за развитием силуэта костюма, который становится мягче и естественнее. Прощайте складки и нервозность зигзага. В поисках удобства и легкости Диор позволил телу расцвести среди плавных линий, называя модели именами цветов, например модель «Тюльпан» (лето 1953 года) или «Ландыш» (лето 1954-го). Пьер Карден открыл свой Дом моды, Шанель вернулась к работе. Но пока на дворе ледяной февраль, изобилие еще непривычно, и какая-нибудь овернская скотница вряд ли могла позволить себе шанелевскую «роскошь для бедных». Мир так и не простил этой дочке цыганских родителей, что она одевала богатых невест как служанок. Вид маленького черного платья мог еще нести в себе провокацию в годы шика, а в такие тяжелые времена, когда «слуги стоят их хозяевам все дороже и дороже», дамы из Сен-Жерменского предместья посвящали время своим последним привилегиям: гобеленам, пасьянсу и благотворительности.