А почему ты без трусиков?
Люгорт посоветовал, ответила она и слегка прижалась ко мне.
Я ощутил прикосновение груди Норы к руке. Внутри стало «что-то» возбуждаться, но упоминание имени сына барона Клохта произвело обратный эффект:
Люгорт! возмущённо воскликнул я и выпрямился. Он же животное! Ты же знаешь!
Да, вздохнув, согласилась она и пожаловалась: Когда всё это происходило, он так пыхтел, словно занимался не сексом, а выгребал навоз из конюшни. Нора посмотрела просительно, если не умоляюще.
Я снова «отбил» поклон, поцеловал её в макушку, ощутив приятный, казалось, слегка горьковатый, но в целом не определяемый запах светло рыжих волос Норы. Ноздри затрепетали, порождая одновременно романтизм и реализм, к которым призывало млекопитающее-шизофреник, именуемое «homo sapiens». Романтизм требовал ухаживаний, вздохов, прогулок под звёздами, очаровывающих самку предметов, и, наконец, квинтэссенции в виде слияния души и тела двух сердец. Реализм без эмоций и сухо резюмировал: перечисленные «телодвижения» души глупы и нерациональны, поскольку всё просто надо стать четвёртым, снять напряжение и «забить» номер самки в телефон на будущее. А вдруг понадобится?..
Я не хочу быть реалистом, потому что взаимоотношения между мужчиной и женщиной не решение сухой математической задачи, а нечто большее. Потому что сведение к бесконечному уточнению числа «Пи» всяких взаимоотношений между людьми роботизация представлений о жизни и её смысле. Потому что сжатие взаимоотношений между мужчиной и женщиной до статуса партнёрства приводит только к одному один превращается в клиента, а другой получает мзду за услуги
Я отодвинулся от Норы, обогнул стол и сел в кресло напротив, потому что то, что хотелось сказать, надо говорить прямо, глаза в глаза. Когда вы говорите что-то, неважно что, глядя на человека сверху вниз, а он воспринимает слова снизу вверх, то это подавляет, порождая внутреннюю незащищённость и невысказанный протест
Надень, пожалуйста, трусики, слегка наклонившись вперёд, негромко произнёс я. Понимаешь, таких как Люгорт конечно многовато, но Я на некоторое время замялся, пытаясь подобрать правильные слова, и производя при этом хаотичные пасы руками. Наконец, в голове что-то сформировалось, превращаясь в клише «отживающих век» норм морали: Тебе только восемнадцать лет. Опыта «общения» с противоположным полом не так много. Я снова изобразил что-то руками перед собой, воспитатель из меня ещё тот! Нагота это выражение доверия друг к другу. При этом обнажается не только тело, но и мысли, взаимные стремления, а в высшей точке возможно душа. А то, что сейчас больше похоже на гинекологическое обследование, что ли?
Нора хмурилась некоторое время, периодически бросая прерывистые взгляды, словно производила массированную артиллерийскую атаку моего лица. А затем тоном реалиста спросила:
Ты не хочешь быть четвёртым?
Я глубоко вздохнул. Нора то ли не поняла, то ли сделала вид, что не понимает то, что я сказал
В поведении женщины очень трудно уловить грань перехода с поэзии на прозу жизни и обратно. Этот вечный круговорот льда и пламени женской натуры то замораживает тебя, то обжигает до смерти. Остаётся только одно примириться с этим, чтобы иногда попадать в такт её движений во время танца жизни, и где-то тактично, а где-то грубо вплетать в фигуру танца свои движения и жесты
Хочу, но Я снова замялся, словно нерадивый воспитанник перед строгим воспитателем. Понимаешь, я не хочу быть четвёртым при таком положении дел.
Значит, я тебе не нравлюсь? спросила она, отказываясь понимать меня.
Нравишься, ответил я и вздохнул. И тут у меня возникла идея. Не знаю, как на неё отреагирует Нора, но я её высказал: Давай завтра пойдём к адвокату, и я засвидетельствую, что стал четвёртым.
Без полового акта? тоном бухгалтера уточнила она, её брови взлетели вверх, а губы плотно сжались, оставив вместо себя лишь тонкую ниточку губной помады.
Да, ответил я, глядя на Нору.
Она слегка наморщила лоб, с прищуром смотря на меня, и обдумывая моё предложение
Я внутренне рассмеялся: женщина всегда остаётся женщиной, сколько бы лет её не было. Женщина всегда ищет выгоду для своего эго, осторожно ступая по жизни, и с подозрением высматривая подвох в протянутой руке.
Согласна, наконец, произнесла Нора и улыбнулась. Улыбка была обычной доброжелательной.
Вот и хорошо, сказал я, подумал о Кае и высказал предположение: Возможно, на завтра я найду ещё одного джентльмена, готового свидетельствовать перед адвокатом. Так что не пропадай. Я позвоню во второй половине дня.
Я встал, обогнул стол, подошёл к Норе и, нагнувшись, прошептал на ухо:
Надень трусики.
Хорошо, также тихо проговорила Нора, довольно громко чмокнула губами в щёку, а затем слегка отстранилась в сторону, и кокетливо произнесла: Сэр Сэсил заждался вас, лорд Лесли.
Я улыбнулся Норе и направился к двери, за которой ожидал сэр Вальтасар
Дядюшка Вальтасар, дальний родственник по материнской линии, сидел за огромным имитирующим отделку дубом пластиковым столом. Он перекатывал из правой стороны рта в левый и обратно, короткий обрубок сигары. Перед ним лежал лист искусственного пергамента, на котором он что-то писал «гусиным» пластиковым пером, время от времени макая перо в чернильницу с полимерными чернилами
Сэр Сэсил традиционалист. А это означает, что королевский законопроект должен быть написан на пергаменте, прописным текстом. А саму «пропись», следовательно, необходимо «излагать» вручную, пером. Его не смущало, что по правую руку от него стоят, «запылённый временем», комп и принтер. На них можно было набрать и распечатать полимерными чернилами, соответственно, текст любым шрифтом, в том числе имитируя почерк самого сэра Сэсила
Дядюшка Вальтасар поднял задумчивый взгляд от стола, за которым он творил государственные дела, и некоторое время пристально смотрел на меня.
А, Лесли, мой мальчик, проходи, наконец-то узнав вторгнувшуюся персону, проговорил сэр Сэсил.
Я подошёл и сел напротив него в большое и мягкое кресло из дорогого кожзаменителя, пытаясь при этом держать спину прямой. Получилось плохо: «фундамент» съезжал вглубь кресла, предлагая спине «прилечь» на мягкую спинку. Приняв за аксиому тщетность предпринятых усилий, я сдался, откинулся на спинку кресла, и расслабился.
Как там наша девочка? спросил сэр Сэсил и изобразил на лице улыбку.
Торопится, ответил я и пояснил тоном старика с «одряхлевшим» опытом: Ей всего лишь восемнадцать лет, дядюшка. В таком возрасте всегда хочется добиться всего и сразу.
Да, да, да, с налётом задумчивости и продолжая улыбаться, проговорил сэр Сэсил, а затем произнёс, не закончив вопроса: А вы там с ней не?..
Нет, ответил я, понимая, о чём он спрашивает, и, вглядываясь в улыбающееся лицо дядюшки, спросил в свою очередь: Почему вы так решили?
Сэр Сэсил улыбнулся ещё шире и вместо ответа постучал себя пальцем по щеке и кивнул в мою сторону.
Я достал из внутреннего кармана камзола телефон, включил функцию «зеркало» и увидел на левой щеке «отметину» губной помады Норы
«Интересно, подумал я, это «роспись» признательности наивной юности? Или «печать» неопытной женщины, интуитивно осознающей своё право помечать всё в качестве потенциального объекта для внимания?»
Сэр Вальтасар предложил салфетку, и я стёр со щеки помаду.
Кстати, дядюшка, произнёс я доверительно, стараясь отвлечь Сэсила от навязываемого билля, я придумал, как помочь Норе, и сделал паузу.
Вальтасар вперил в меня заинтригованный взгляд, и на его лице промелькнула тень подозрительности: не собираюсь ли я покуситься на закон и традиции? Чтобы снять все волнения и противоречия, возникшие у него, продолжил: