Истинные мотивы суверена были куда более прозаичны: финансы. В тот момент все, поступавшее из Византии, Александрии, с Востока, шло через долину Роны. Папский сюзеренитет над Авиньоном и Конта-Венессеном лишал короля огромных доходов от дорожных пошлин и налогов на товары. Их взимал папский наместник, пополняя сундуки Ватикана, а не королевскую казну. Король желал заставить Рим уступить ему этот источник доходов. Оказалось, что сочинения, изданные Фустом, в высшей степени раздражают Ватикан, поскольку ослабляют влияние Церкви на человеческие сердца. План молодого государя был прост. Позволив Фусту заполонить Францию текстами, растлевающими души христиан, Людовик XI выступит защитником веры: бросит все силы на борьбу с угрозой. Но дабы остановить этот гибельный поток публикаций, ему будет необходимо получить контроль над всеми военными фортами Прованса. Подобный шантаж может дать результаты лишь в том случае, если папский престол почувствует реальную угрозу, исходящую от произведений, подрывающих основы религиозных догм. Фусту надлежало обеспечить достаточное количество такого рода сочинений. А он все расхваливал свои печатные машины и только.
Стиснув пальцы на рукоятке жезла, Шартье недовольно хмурился и сверлил взглядом Франсуа. Вийон почувствовал, как что-то стиснуло его горло. Петля виселицы? Хотя Колен следил за Фустом уже несколько месяцев, ему до сих пор не удалось установить, откуда тот берет сочинения, столь необходимые королю для достижения его целей. Шартье имел полное право потребовать отчета. Согласно договоренности с Фустом, патент и исключительное право на осуществление издательской деятельности предоставлялись ему при условии публикации редких и значительных произведений, которые тот получал из неизвестных источников.
В помещении воцарилась непрочная тишина. Фуст прекрасно понимал, чего ждет от него епископ, но ему надлежало неукоснительно следовать инструкциям. Те, кто стоял над ним, не давали ему разрешения вести переговоры дальше. Хотя возможный альянс с королем Франции и сулил нежданную прибыль, они проявляли сдержанность. Париж не должен знать об истинной цели их деятельности. Иначе работа последних лет окажется под угрозой.
Старый книгопечатник нервно крутил кольцо. Золотой дракон то оказывался под пальцем, словно подстерегая неграненый рубин, то появлялся вновь, вцепившись когтями в красный камень, будто высасывая из него кровь.
Я сообщу о ваших требованиях кому следует. Мои компаньоны польщены вашей заинтересованностью. И несколько обеспокоены
Гийом Шартье был удивлен, узнав, что Фуст, как и он, всего лишь посредник. Однако он не собирался развеивать тревогу таинственных хозяев Фуста, да и не мог сказать ничего определенного относительно намерений короля. Почтительность, которую проявляли к его государю эти люди, зиждилась на страхе перед ним, так и должно быть.
Дабы не оскорблять его величество, они готовы принять посланника.
Где и когда?
Дата на ваше усмотрение, монсеньор. А вот место отнюдь не близко.
Это неважно. У нас хорошие лошади.
Боюсь, лошади не понадобятся. До Святой земли быстрее добираться морем, нежели сушей.
Епископ с трудом сдержал дрожь. Затем с истинно пастырским спокойствием повернулся к Франсуа:
Ты хорошо переносишь качку, Вийон?
* * *
Ответа Франсуа Шартье, разумеется, не ждал. Он дал приказ о немедленном отъезде, продиктовал условия, назначил сроки, потребовал гарантии, тем более что Фуст упорно отказывался раскрыть имена своих покровителей и даже не назвал место их пребывания. Иерусалим? Тверия? Назарет?
Вийону в сопровождении Колена надлежало отправиться в Геную, там его будут ждать и передадут дальнейшие указания. Хозяева Фуста раскроют свои имена лишь в том случае, если переговоры завершатся успешно. Шартье негодовал, полагая, что подобная таинственность оскорбительна для французской короны. Неужели порядочность короля ставится под сомнение? Но пришлось смириться: Фуст куда больше боялся навлечь на себя гнев своих покровителей, нежели нанести обиду Людовику XI, путь даже придется гнить в застенках. Надо сказать, что подобная решимость не могла не произвести впечатления на епископа.
Шартье резко завершил визит и ушел, не попрощавшись с Франсуа. Фуст и Шёффер заискивающе проводили монсеньора до самой двери мастерской. Оставшись в кабинете один, Вийон в последний раз бросил взгляд на полки, стараясь разглядеть украшенный гербом том, который Петер Шёффер поспешил от него спрятать. Всем известно, что Медичи союзники Людовика XI. Король убедил их перевести в Лион свои женевские предприятия как раз тогда, когда Франсуа встречался там с Фустом. У них имелись давние торговые отношения, но, помимо этого, Медичи, известные своей ученостью и любовью к книгам, вполне вероятно, давали королю советы. Их библиотека была одной из лучших в Европе. Но что все-таки означали древнееврейские знаки на их гербе? Медичи, как и Людовик XI, хитры и коварны. Если понадобится, они заключат союз с самим дьяволом.
Шёффер поспешно вернулся, схватил Вийона за локоть и потащил к двери. Не успев опомниться, Франсуа оказался на улице. Легкий ветерок ласкал его щеки. Он попытался привести мысли в порядок. Во что это он ввязался? Он никогда не боялся неведомого. Напротив, он ненавидит все, что известно заранее, что можно просчитать и предугадать. Но он не любит чувствовать себя марионеткой в чужих руках, не любит, когда им играет капризная судьба. Он всегда старался управлять собственной жизнью, он должен сам делать выбор, пусть даже неправильный. До сих пор так оно и было. И сейчас он мог бы сбежать, прибиться к шайке разбойников в лесу, в Фонтенбло или Рамбуйе, или просто спрятаться в какой-нибудь савойской деревушке подальше от Шартье и судейских, которые в конце концов потеряют его след. Так почему же он мечтает о судне, ожидающем его в генуэзском порту, о натянутых белых парусах, представляет себе, как нос корабля рассекает волны и вот-вот прорвет горизонт?
Встав на пороге типографии, Шёффер убедился, что чужака поблизости нет. Франсуа ускорил шаги и обогнул угловой дом улицы Сен-Жак. Надо было как можно быстрее предупредить Колена, что завтра рано утром им следует явиться в Консьержери, чтобы получить разрешение на выезд и необходимые для путешествия деньги.
Улицы были пустынны, дождь перестал, между крышами виднелось бледное закатное небо. Франсуа шел быстрыми шагами, а его тело сотрясала странная дрожь. Чтобы прогнать озноб, он попытался сосредоточиться на знакомых вещах и согреться их теплом: грязные мостовые, каменные межевые столбы, позеленевшие от мха, вывески над воротами, которые раскачивает ветер: кабан, кружка, циферблат солнечных часов. Он изгнанник. Он покидает Париж, этот благородный город, где тюремщики и палачи считают себя вправе назначать цену поэтам, бросать их в тюрьму и пытать. Он не чувствует себя здесь свободно. Все стало слишком изысканным, угодливо-льстивым, слишком пропитанным духом Сорбонны. А ему нужно другое: энергия, сила, дерзость. Место, где важен каждый шаг, где каждое мгновение бросает новый вызов, где тело и душа всегда должны быть настороже. Но существует ли на этом свете такое место? Если да, то это место, полное страстей и терзаний
На рассвете Франсуа разбудили хриплые мужские голоса, женская болтовня, грохот тележных колес. Генуя город чрезвычайно шумный и беспокойный. Люди не умеют разговаривать тихо, только орут: из окон, из подворотен, с высоких террас. Тысячи отголосков эха перекликаются в узких улочках, отскакивают от камней, проскальзывают через слуховые окна, вонзаются в барабанные перепонки и остаются висеть плотной пеленой, не улетая в небо, слишком спокойное, слишком синее, слишком далекое.