Я помню, как наш учитель физики снимал с флагштока над крыльцом школы красное знамя и водружал на освободившееся место триколор. Это была не единственная перемена в стенах школы. Отмена школьной формы, новые кружки, новая молодежная культура ворвались в нашу жизнь и начали тестировать на прочность нашу неокрепшую психику. Многие из моих одноклассников не прошли эти тесты, поддавшись неограниченной свободе, воровской романтике, золотому тельцу и зеленому змию.
Мне двенадцать лет, на дворе начало девяностых годов. Теплым, летним вечером я качу впереди себя телегу с водокачки с двумя флягами воды, спеша к очередному выпуску программы «Стартинейджер». Мечта всей моей жизни научиться танцевать хип-хоп и брейк-данс, но, к сожалению, в нашем городе, как мне в тот период времени казалось, она не осуществима. А там, на сцене этой программы, коллективы, состоящие из ребят моего возраста и немного старше, со всей страны, соревнуются в мастерстве этих направлений танцев. Их яркие костюмы, короткие куртки, безразмерные по ширине штаны, бейсболки приковывали меня к телевизору. В эти минуты мое желание быть частью этой культуры, входить в эту касту крутых, как я их называл, рэперов, не знало предела. Но вот как раз в этот вечер, отрывая меня от просмотра, настойчиво уже просто долбит в окно моего дома одноклассник Ромка. С большой неохотой отрываюсь от телевизора, выхожу во двор и с нетерпением и раздражительностью интересуюсь чего ему нужно. Ромка, со свойственной ему пафосностью, в отместку за мою раздражительность по отношению к нему, заявляет, что-он-то «записался на кружок рэпа в нашем клубе», дескать, набор уже закончился, но он зашел ко мне предложить сходить вместе с ним, а вдруг и меня возьмут? Какой там «Стартинейджер»? Какая там передача? Мечта махнула хвостом перед моим носом и стремительно старается от меня скрыться за фразой «набор уже закончился». Внутри меня борются два чувства. Радость от появившейся возможности приобщиться к этому сообществу и страх, что если не удастся вскочить на подножку уходящего поезда? Забежал домой, переоделся, крикнул маме: «я на улицу!», выскочил из дома и вот уже вместе с Ромкой мы идем по направлению к клубу, бурно обсуждая какие-то движения из танцев, не стесняясь их демонстрации.
В клубе, не смотря на вечерний час, людно. Многих из тех, кто там находился, я не знал, но были и знакомые ребята из моей школы. В концертном зале началась репетиция, а я сидел на дальних рядах и как завороженный смотрел на сцену. В какой-то момент на меня обратил внимание один из старших парней, тех, кто уже некоторое время входил в эту команду, и поинтересовался, не хочу ли я попробовать? Вопрос этот ввел меня в ступор. Я растерялся, промычал что-то нечленораздельное, но, в конце концов, кивнул головой. Он провел меня на сцену, так как я был несколько выше многих из учащихся, поставил меня в задних рядах и улыбнувшись сказал: «давай!». Ну что ж, я дал. Я дал так, что все последующие годы, без малого семь лет, танцы стали неотъемлемой частью моей жизни. А вместе с этой страстью пришла и культура, пропагандируемая этим движением. Конечно, мы отличались, от тех смуглых ребят из Бронкса, снимающихся в пафосных музыкальных клипах, но было и общее. Так, например, мы как истинные гангста-рэперы не уважали милицию, да и вообще какую бы то не было власть, но со своим, местным колоритом. На этой волне в нашей жизни прочно закрепилась «воровская романтика». И хотя мы, по большому счету, ничего существенного на этом поприще не сделали, но мнили себя приближенными к бандитским группам, процветавшим в то время в нашем городе. Представьте себе сцену, малолетний пацан жмет, расписанную татуировками в виде перстней, руку взрослому уже мужику и гордится этим, раздувая свое эго до немыслимых размеров. Особенно важно это было сделать на глазах знакомых мне людей, чтобы видели, я знаю этого бандита и он меня тоже.
Общение в таких кругах внушало мне мысль о моей значимости. Меня уважали за это, боялись и я был этим доволен. Гордыня моя раздулась до непомерных размеров и в один момент лопнула, как мыльный пузырь по происшествии одного события, которое перевернуло всю мою жизнь.
В череде бесконечных разборок, «крестовых походов» в соседнюю деревню «строить» аборигенов, «чтобы уважали», употребления алкоголя, поселилось в моем сознании чувство вседозволенности. На его волне я и докатился до празднования одного из Новых годов, когда после обильных возлияний в нашей компании родилась идея сходить на городскую горку, дабы там, в веселии и радости, продолжить празднования. И этот наш поход не обошелся без приключений. По дороге, такая же веселая, но более старшая и менее многочисленная компания, выходя из своего дома случайно выпустила на улицу дворового пса, который, как и следует всякой уважающей себя собаке, всенепременно набросился на нас с лаем. Этого оскорбления, да еще и от собаки, мы стерпеть не могли. Словесная перепалка с хозяевами быстро переросла в драку, потом в банальное избиение и, как следствие, бегством мохнатой зачинщицы. Наблюдая за происходящим глазами семнадцатилетнего меня, я понимаю, что сейчас я пройду точку невозврата, наступят такие последствия, которые испортят мне жизнь на несколько месяцев вперед. Вижу лежащего на земле передо мной одного их тех, кто посмел нам перечить и понимаю, что мое семнадцатилетнее тело, под управлением такого же разума, собирается добить пытавшегося подняться на ноги, обидчика. Мой эмоциональный протест проникает в мое же, но молодое сознание, я чувствую, как оно получило этот сигнал и замешкалось, не совсем понимая, что происходит, однако действие алкоголя вуалирует все мои потуги и вот уже тело, размахнувшись ногой перед ударом, неожиданно замирает на мгновение и, все же наносит удар, но сила его смешная. Молодое сознание протестует, не понимая почему тело бьет так слабо и пытается все сильнее нанести удар. Каким-то неимоверным усилием воли я настоящий гашу энергию удара тела, но молодое мое сознание этого не понимает и злится все сильнее. В конце концов пьяное семнадцатилетнее тело бросило это бесперспективное занятие и обессиленное, вместе со своим разумом, присоединившись к остальной компании, отправилось дальше, а я уже наблюдаю за ними со стороны. И все бы ничего, да только кто-то из наших «авторитетных воров» прихватил трофеи с поля боя в виде старых, замызганных, потертых ондатровых шапок. Проигравшие не смирились со своей участью и предоставили нам возможность проявить себя на поприще бандитском в стиле «коли меня, раскалывай», написав заявление в милицию. Все эти приключения обошлись бы нам всего лишь хулиганством, возможно административным правонарушением, но прихваченные трофеи квалифицировали наши действия как грабеж с отягчающими обстоятельствами. Сейчас я сижу в кабинете держа руки на столе. На лбу испарина, тело ломит от усталости, внутри пустота. До конца не понимая, что же все-таки произошло, пытаюсь прийти в себя.
Хорошо было бравировать знакомствами с бандитами, не зная, какой ценой дастся мне искупление бесчинств. Для оперативника такие, выражаясь языком «фени», «пряники» (что значит привлекающийся к уголовной ответственности в первый раз) были подарком судьбы и, естественно, уже через полчаса «беседы» у него на столе лежал листок с «чисто сердечным признанием». Отягощалось же мое незавидное положение еще и тем, что как раз в этот год, после школы, я поступил в институт. Моя мама, переживая о том, что меня могут привлечь к уголовной ответственности, потратила уйму сил, нервов и денег на то, чтобы уговорить потерпевших забрать заявление. Долгих, как казалось, два месяца длилась эта эпопея с уголовным делом. Допросы, очные ставки и множество других процессуальных действий довели нашу компанию до полного распада. В конце концов, каким-то неимоверным чудом, уголовное дело прекратили за примирением сторон, но урок, который я получил, помню до сих пор.