Жара стояла страшная, помимо собственно кошмарной по меркам Малых Чесноков температуры в 31 по Цельсию угнетало ещё и полное отсутствие ветра.
Грамыч перешёл дорогу и, не замечая никого, двинулся по проспекту в сторону сквера.
Сорог сидел на остановке у ломбарда и лузгал семечки. Вроде и не гопник, но ещё с прошлого тысячелетия от этой привычки избавиться не мог. Примерно как страна от киберПутина. Но семки роднее и ближе!
Здорово, меломан!
От отклика Грамыч подпрыгнул и чуть не выронил ношу.
А Привет! видно как собеседник пытается вспомнить имя и не может. Как твоё ничего?
Не трет, не жмёт, отозвался Сорог. Куда спешишь?
Да вот на рынке глаза Грамыча засияли, у барахольщиков урвал пластинку «СашБаша». Ну и ещё парочку. Надо до дома отнести.
«СашБаш», сплюнув лузгу, протянул мотоциклист, давно его не слушал. Янку бывает, Летова тоже А этот-то тебе на что сдался? Ты б ещё Окуджаву с Высоцким вспомнил.
Грамыч хмыкнул. Потом нежно поставил стопку пластинок на скамейку рядом. Пробежался пальцами по обложкам, движением фокусника вынул одну и буквально просиял:
А! Каково?
Да ладно Сорог немного оторопел, в основном от твёрдого знака в конце фамилии исполнителя и ветхости обложки. Шаляпин? Он-то тебе зачем? Тем более на пластинке! Всё ж в Сети есть!
Ну, допустим, есть, да не всё! Тем более все цифровые записи идентичны, а у пластинок и лент душа! Двух одинаковых не найти!
Сорог посмотрел в сторону ломбарда. Рольставни всё ещё приспущены, а хозяина Злого Января большого белого байка не наблюдается. На двери привычная надпись: «Буду через 15 минут». Он здесь сидит почти час, да и семечки заканчиваются, так что трёп с Грамычем вполне поможет убить немного времени.
Ну а зачем тебе разные? У тебя ж одних и тех же пластинок тьма
Для коллекции!
А ты в них разницу слышишь?
Я нет! Это только на приборах в студии увидеть можно
И какой тогда смысл?
Время придёт, расскажу, ты ж вроде с мозгами мужик.
«Вроде того», подумал Сорог. Но интерес к теме мало-помалу зарождался. Как разговорить Грамыча, знали все, но в последнее время он стал разборчив ещё и в выборе алкоголя.
По пятьдесят? из-за пазухи выглянула плоская бутыль толстого стекла с пробкой, запечатанной жёлтым воском. Содержимое сияло изумрудными искрами.
А это у тебя чего? глаза потомственного заводчанина алчно засияли.
Самогон. От Олега Петровича. Я у него в бараке комнату снимаю, а в придачу гараж под мотоцикл. Мужик аж с войны гонит!
Это с которой? С Бонапартом что ли?
Да нет, с афганской! Чего стебёшься?
Да потому что самогон твой зелёный! недоверчиво покосился на бутыль Грамыч.
Так на травах.
На каких?
Сорога позабавила подозрительность собеседника. Но эксперимент уже начался, а значит, и заканчивать надо:
Да на тархуне в основном.
Правильно говорить на эстрагоне. Трава эстрагон, а лимонад тархун. В нашем случае это точно не лимонад.
Да хоть вода из лужи! деланно взбеленился траппер соляных равнин, зато врать не пришлось. Ты пить будешь? А то пока треплемся, гвардейцы на штраф поставят!
Резкие, как будто ломаные движения давно стали визитной карточкой Грамыча. Вот и сейчас он каким-то неуловимым жестом поставил на скамейку две хрустальные стопки с золотой в узорах каймой. Откуда?
На улице лето, на собеседнике брюки, из-за тотальной неглаженности больше похожие на серый «Адидас» без лампас, и футболка из ближайшего секонд-хенда. Где здесь такую красоту прятать? Ан нет вот вынул буквально из воздуха и протягивает:
А закусить есть чем?
Семечки Штук десять осталось.
Ну, это по-нашему! одобрил Грамыч. Закуска-то она, сволочь такая, градус крадёт!
Это да, подытожил Сорог, наливая до половины, семки много точно не спиздят!
Выпили не чокаясь. Крякнули. И вот уже глаза Грамыча влажно блестят. Слузгав пару семечек и глубоко вздохнув, он важно подвёл итог дегустации:
И правда, тархун. И как у твоего Олега Петровича так выходит?
Так он рецептами не делится
Получается, Вождь не то что не врал, но даже и не преувеличивал. Зелёная жидкость с Пустошей действительно принимала ожидаемый человеком вкус. Сам-то Сорог знал, что она хоть и не вода, но из лужи. Поэтому для него аромат эстрагона оставался недосягаемой роскошью. Он почувствовал, как солёный вкус воздуха Пустошей обдаёт внутренности спиртовым теплом, как накатывает ностальгия, делая мир вокруг спокойным и уютным. Нестерпимо захотелось на солончаки
Ты чего? забеспокоился Грамыч.
Да в порядке всё! Хенграунд понял, что затих на несколько минут. Смакую! Хороша, чертовка!
Это точно! Может, ещё по одной? И ты это угощайся.
На лавке, там, где только что были пластинки, обнаружились две порции картошки-фри и открытая черёпка соуса.
А пластинки куда делись? удивился Сорог.
Да пока ты от удовольствия лыбу давил, я попросил соседа Дениску домой их забрать. Он в соседней квартире живёт. Как приду, заберу. У него и картошки стрельнул. А то ведь семки семками, а под такую штуку закуска точно нужна. На ней, поди, самолёт взлететь может.
«Самолёт не самолёт, а «жигули» едут», едва не брякнул Сорог. Картошка оказалась горячей, будто только из фритюрницы.
Твой Дениска телепорт изобрел что ли? Картошкой-то ожечься можно!
Эм Граммыч ненадолго задумался. Рюкзак у него с теплоизоляцией. Всего-то делов.
Брендовый небось? Фастфудня-то на другом конце города.
Уже немного зарозовевший Грамыч снова чуть помешкал с ответом:
Спрошу у него при случае. Наливай!
Налили и выпили. В груди снова заложило от спирта, желания ехать вдаль и дышать солёной взвесью. К третьей стопке в бутылке оставалось на донце. Решив немного притормозить, Сорог спросил:
Так зачем тебе все эти условно одинаковые пластинки, Грамыч?
Уже изрядно захмелевший собеседник вскинулся, как будто желая отмахнуться от вопроса, затем, мазнув взглядом по окрестностям, вздохнул:
Знаешь, вот там, рядом с театром дом, а лет двадцать назад на его чердаке был архив одной прозападной языческой секты. Их тогда много разных было. Сект, а не архивов.
Слышал я что-то про тот чердак. Даже бомжи сейчас туда забираться боятся
Ну, это уже сказки, Грамыч снова вздохнул. А я тогда молодой был, в шайке этой девки как на подбор, да с идеями свободной любви.
А пластинки здесь причём? Ностальгия?
Если бы Назначили меня, понимаешь?
Кем? Куда? «тархуновый» дистиллят понемногу разогревает, и вопросы звучат куда более заинтересованно, чем хотелось бы.
Собирателем. А назначила да Кем, так их тогдашнюю главную звали. Это вроде как тьма по-древнеегипетски.
И что собирал? Болячки на болт с их-то свободными идеями?
Нет, казалось, Грамыч подколки не заметил. Музыку собирал. И с тех пор остановиться не могу.
Это ещё почему?
Я сначала тоже не понимал, зачем. Думал, может, наговор какой или сглаз. А как старше стал, разобрался. Мне ещё тогда в архиве всё рассказали, да как-то невдомёк было. Собираешь и тащишь, а тебе потом обламывается.
И теперь обламывается?
Да какое там. Жена с дочкой давно ушли, а на нынешних профур у меня зарплаты не хватит. Да и коллекция не в копейку обходится.
Нахрена тогда?
Грамыч задумался. Сидя на лавке, он как-то ссутулился и стал дышать реже. Неожиданно резко, будто вырвав пару кадров из киноплёнки, инженер поднялся на ноги.
Наливай! Скоро ломбард твой откроют. Не пропадать же добру.
Притёртая стеклянная пробка снова откупорена, остатки изумрудной жидкости с лёгким плеском покидают сосуд
За нечисть, чтоб её! выдаёт Грамыч и опрокидывает стопку.
Странный тост удивил, но, несмотря на это, мотоциклист повторяет за собутыльником и тоже пьёт.
Так вот Иные, как бабоньки те себя называли, верили, что нечисть существует в разных видах. Но когда-то давно одни начали доминировать над другими. Случилась война Не война, скорее истребление. И вот племя, склонное к упорядоченному, одержало победу и стало доминировать в нашем мире. Однако единственной слабостью его остался хаос.