Выдыхаю теплый воздух.
Моя единственная обязанность: быть.
Темный воздух окутывает меня, проникает в меня, ночь становится мной.
Странное ощущение легкости, парения и в то же время бесконечной тяжести и
слияния с землей.
Пока я наблюдал, бесстрастно отмечая детали, все вокруг меня пришло в
движение: так скользит ночной пейзаж за окнами, когда неслышно тронется поезд.
Едва различимый шорох ускорения во мраке.
Не обращай внимания, Ричард, какая тебе разница. Пусть. Принимай.
И такой утешительной была эта мысль, что я даже не пошевелился, пока
изменялись границы моего пространства.
Все было хорошо.
Я дышал спокойно, размеренно и беззаботно. Передо мной возникло мягкое
сияние.
Когда стены легко и бесшумно остановились, был день.
Я по-прежнему лежал среди изумрудной травы под глубоким небом. Каб и ночь
исчезли. Я находился рядом с какой-то тропинкой на небольшом холме.
Я повторял мысленно: "Спокойно, не спеши, дай себе время".
Аккуратно, бесшумно я приподнялся и сел, а затем встал на ноги. В эту минуту
далеко позади меня послышался нарастающий гром, и я обернулся.
Крыша ангара выгибалась длинной, но неглубокой аркой в пятидесяти футах над
землей. Под аркой широченной полосой блестели оконные стекла, сотни оконных
стекол. Еще ниже, под окнами, -- гигантские двери высотой футов тридцать.
Глубокие низкие раскаты грома издавала одна из тех массивных дверей, откатываясь
на роликах.
Я смотрел и не двигался.
Голоса -- далекие, неразборчивые. Смех. Мужчины в белых комбинезонах.
Механики, подумал я; нет, скорее наземная инженерная группа.
Низкий грохот не прекращался, черный прямоугольник входа становился все
шире. Наконец шум сразу стих, и дверь остановилась.
Где-то рядом запела птица -- четыре резкие ноты, обращенные к солнцу.
Я эту песню никогда не слышал.
Затем из глубины ангара показался самолет -- маленький открытый биплан. Он
медленно выкатывался на дневной свет. Серебристые крылья, такой цвет бывает у
металлической стружки из-под станка. Серый фюзеляж цвета пыли, и снова
серебристые поверхности рулей.
Самолет тащили два механика, уцепившись каждый за конец своего крыла, а еще
один сзади толкал тележку, в которую упирался хвостовой костыль.
Ветер доносил их разговоры, но на таком расстоянии звуки смешивались, и я не
мог понять ни слова.
Я хорошо знаю и люблю аэропорты, для меня аэропорт всегда родной дом, в
каком бы уголке планеты он ни находился. Не раздумывая, я направился по тропинке
прямо к ангару.
Нет, это не Томас-Морс Скаут, подумал я. Может быть, Авро-504? Эту машину я
лично никогда не видел, разве что на рисунке. Похоже, я нахожусь в Англии.
Самолет медленно катился по ровной горизонтальной поверхности травяного
поля, образовавшего вокруг ангара правильный квадрат со стороной в одну милю.
Никаких взлетных полос, никаких рулежных дорожек; это вообще не аэропорт, просто
аэродром.
Тропинка повернула направо, затем снова налево. На минуту ангар скрылся из
виду за посадкой, и я занервничал, словно, потеряв этот компас, я вынужден буду
плутать в темноте.
Но вскоре лесопосадка закончилась, уступив место ровным рядам цветов.