От кузена моей жены я слышал о городе под названием Ориньон, он находится где-то в восьмидесяти километрах к югу от Виши, быстро проговорил он. Я слышал, что там дают приют детям, а потом переправляют их в Швейцарию. Возможно, и вам с матерью тоже помогут.
Ориньон? Она никогда не слышала этого названия. Неподалеку от Виши? Этот город-курорт ассоциировался теперь с марионеточным правительством премьер-министра Филиппа Петена и, без сомнения, кишел нацистами.
Ориньон крошечный городок в горах у подножия старых вулканов, он не имеет никакого стратегического значения. У немцев нет причин интересоваться им, а значит, это идеальное место для укрытия. Теперь ступай, Ева, и не возвращайся. Да хранит тебя Бог. Я сделал все, что мог. Он отвернулся так быстро, что у нее возникло ощущение, будто весь предыдущий диалог был лишь плодом ее воображения.
Merci, месье Гужон. Низко склонив голову, она вышла из его кабинета и уверенными шагами спустилась по лестнице, каждый мускул ее тела был напряжен, на лице застыла улыбка. Молодой немецкий офицер все еще стоял внизу, и, когда она проходила мимо, он слегка прищурился.
Я думал, вы оставите машинку там, сказал он, вставая перед ней.
Это другая, ее нужно починить, без запинки ответила она и снова похлопала ресницами. Мне нужно идти.
Почему вы так спешите? Он снова бесстыдно уставился на ее грудь, как будто Ева была неодушевленным предметом, на который он мог предъявить права и завладеть им.
С трудом сохраняя самообладание, она улыбнулась еще шире:
Понимаете, у нас столько работы. Наверное, в префектуре сейчас дел невпроворот из-за ночных арестов.
Немец кивнул, но вид у него по-прежнему был хмурый.
Вы же понимаете, они это заслужили.
Неожиданно ей стало нехорошо.
Прошу прощения?
Евреи. Я знаю, что некоторые аресты проводились довольно жестоко, но эти люди опасны.
Что ж, сказала Ева, проходя мимо него, лично я надеюсь, что все вредители, которые оскверняют своим присутствием наш великий город, однажды получат по заслугам.
Немец воодушевленно кивнул:
Совершенно верно, мадемуазель. Послушайте, сегодня мы с друзьями встречаемся в пять в Латинском квартале в кафе под названием «Малый мост», если хотите, могу угостить вас, выпьем что-нибудь.
Какое чудесное приглашение. Возможно, я присоединюсь к вам.
Он улыбнулся ей:
Было бы замечательно.
Ева махнула ему рукой на прощание, ее улыбка была искренней, она ведь знала если им повезет, то, когда этот немец закажет себе первую кружку пива, они с матерью уже будут ехать в поезде на юг страны.
Глава 4
Двадцать минут спустя Ева снова вошла в их семейную квартиру. Действовать нужно было быстро, пока кто-нибудь из соседей не явился сюда, чтобы поживиться чем-нибудь ценным.
На комоде стояли фотографии в рамках: портрет родителей, сделанный на двадцать пятую годовщину их свадьбы три года назад; улыбающийся отец, который держит два чехла для пишущих машинок; мать на отдыхе в Кабуре ей тогда было около сорока. Были там и фотографии Евы: во время того же самого отдыха на курорте на побережье Кот-Флёри и еще одна, сделанная четыре года назад после окончания лицея. Она взяла их все и вытащила из рамок.
Отыскав в гостиной ножницы около одной из пишущих машинок, Ева отнесла все на кухню. Она измерила фотографию на удостоверении личности и аккуратно вырезала лицо и плечи матери с памятной фотографии по случаю годовщины свадьбы. Затем то же самое проделала со своими фотографиями, а также с изображениями матери и отца на других снимках.
Ева спрятала удостоверения личности и самодельные фото на документы в чехол машинки и снова закрыла его.
Она в последний раз посмотрела на поднимавшиеся до самого потолка деревянные полки книжного шкафа с прекрасными книгами. Их страницы были полны знаний, которые она с такой жадностью поглощала все эти годы. Большинство из них отец приобрел еще до ее рождения: книги по починке пишущих машинок, медицинские справочники, книги об устройстве Солнечной системы, учебники по химии и даже первое англоязычное издание «Приключений Тома Сойера». Это один из первых романов, напечатанных автором на машинке, и поэтому данное издание имело особую ценность для ее отца. Ева запоем читала все эти книги и копила деньги, чтобы покупать новые. Книги были ее спасением, надежным убежищем, а теперь они будут единственным, что останется от нее в их квартире, куда она, возможно, никогда уже не вернется. «Прощайте», прошептала она, вытирая слезы.
Ева еще раз обвела взглядом свой родной дом, который она знала с рождения, взяла собранный чемодан, чехол с машинкой и закрыла за собой дверь.
Секунду спустя Ева постучала в дверь квартиры Фонтенов, ей открыла Колетт, глаза девочки были широко распахнуты.
Где моя мама? спросила она. Ее все еще нет, а вы говорили, что она обязательно придет, мадемуазель Траубе!
Конечно, придет, Колетт, уверенным голосом сказала Ева, проходя мимо девочки и закрывая за собой дверь. Не волнуйся. В конце концов, мадам Фонтен была истинной христианкой. Даже если какой-нибудь офицер попытался бы по ошибке задержать ее вместе с евреями, она, без сомнения, стала бы так громко и возмущенно молиться за его душу, что он убедился бы в ее верности Иисусу еще до того, как она предъявила бы ему свои документы.
Проблема заключалась в том, что совесть не позволяла Еве оставить девочек одних. Им с матерью придется дождаться возвращения мадам Фонтен и лишь после этого совершить свой побег.
Мамуся была там же, где Ева оставила ее два часа назад, она сидела съежившись на диване и смотрела в пустоту.
Мамуся? сказала Ева, подходя к матери и кладя руку ей на плечо. С тобой все хорошо?
Она не хочет играть в переодевания, отчиталась Колетт, когда мамуся не ответила ей.
Знаешь, Колетт, боюсь, она заболела. Может, вам с сестрой отложить вашу игру в переодевания до возвращения вашей мамы? Вы же не хотите расстроить ее?
Нет, мадемуазель. Колетт собрала разбросанные ленты и платья и жестом позвала за собой сестру. Девочки умчались прочь.
Ева склонилась над матерью:
Мамуся, у меня есть план. Но ты должна взять себя в руки. Нам нужно как можно скорее уехать из Парижа. Займи чем-нибудь девочек, а я все сделаю. И если мадам Фонтен вернется, постарайся отвлечь ее, пока я не закончу.
Мамуся несколько раз удивленно моргнула:
Что ты собираешься делать?
Ева наклонилась к ней еще ниже:
Буду готовить поддельные документы.
Поддельные? Но ты ведь даже не умеешь этого!
Сглотнув слюну, Ева попыталась призвать недостающее ей чувство уверенности.
Научусь. Но времени у нас мало, поэтому послушай меня. Ты будешь Сабиной Фонтен.
Мамуся удивленно воскликнула:
Ты хочешь дать мне имя мадам Фонтен?
Ева обдумывала все это с того момента, как вышла из кабинета месье Гужона. Ей нужны были имена реальных людей на случай, если их задержат и какой-нибудь чиновник захочет проверить их документы по картотеке.
Так будет безопаснее, сказала Ева. Необходимо придумать какое-то объяснение для твоего акцента, так что, если кто-нибудь спросит, скажешь, что ты эмигрировала из России в 1917 году, твое настоящее имя было Ирина, но ты сменила его на Сабину. Потом ты вышла замуж за настоящего мужа мадам Фонтен Жана-Луи Фонтена, подлинного французского патриота, пропавшего без вести на фронте.
Мать в недоумении уставилась на нее:
А ты?
Я буду Колетт Фонтен.
Но настоящая Колетт еще ребенок.
К тому времени, когда кому-нибудь придет в голову проверить дату ее рождения, мы будем уже далеко.
Но как ты изготовишь эти документы? не унималась мамуся.
Ева быстро рассказала матери о своем визите к месье Гужону, о тех бланках и чернилах, которые он ей дал.